– Инспектор, – выдавил я, – можно мне уйти?
– Конечно. А зачем вы приходили?
Ничего не отвечая, пошатываясь и кидая вокруг бессмысленные взгляды, я вышел на улицу и побрел, не разбирая дороги, натыкаясь на ничего не понимающих дублинцев и роняя их на булыжную мостовую, словно косточки от слив.
– Питер! – крикнул мне кто-то в ухо.
– А, – сказал я, – это вы, Вулф. Как поживаете?
– Прекрасно, – ответил Т.Вулф, – еду в Америку.
– В Америку? – машинально переспросил я, – зачем?
– А, черт его знает! – воскликнул Вулф, – сам не понимаю. Все вроде у меня есть. Жениться вот решил…
– На ком?
– На мальчике, конечно. Милый такой ребенок. Восемь лет всего, а такой смышленый. Папой меня называет. В зоопарк просит сводить. Я уж водил, водил – все равно просит. Странный мальчик.
– Да уж, – согласился я, – и не стыдно вам, Вулф? Он же еще маленький. Жалко.
– Понятное дело, – хохотнул Вулф. – Маленький. Жалко. А меня кто жалел?
– Кто?
– Что – кто?
– Кто жалел?
– Да, были люди…
Вулф мечтательно закрыл глаза, вспоминая кто, когда и сколько раз жалел юного Томаса.
– Питер, а поехали вместе в Америку? – предложил Вулф и игриво ударил меня тростью в ухо.
– Нет уж! – отказался я, – у меня еще вся жизнь впереди. Вы уж сами как-нибудь.
– Кстати, – Вулф наклонился ко мне, – вы знаете, что завтра на Ратушной площади будут казнить Самуила Джексона?
– Как?! – не веря своим ушам, воскликнул я.
– Ну, вначале ему вырвут зубы. Это сделает дантист Чейхи, близкий друг доктора Паркера, а потом профессор Берг проведет операцию лоботомии без наркоза. Вот, собственно, и все.
Оглушенный, я стоял и смотрел на удаляющуюся спину Томаса Вулфа.
«Господи! – молил я, – не допусти смерти невиновного». Перед глазами у меня стоял облик испуганного маляра: «Ребятишки у меня, – вопил облик, – ребятенки, господин полицейский».
В отчаянии я схватился за голову и стоял так очень и очень долго.
Из оцепенения меня вывело нечто знакомое, появившееся на улице и прошедшее мимо по направлению к оружейному магазину. Сначала я не понял, что именно показалось мне знакомым в фигуре. Так иногда бывает: стоишь, смотришь и думаешь – где же я это видел?! Кажется, что ответ вот-вот будет найден, и в бессмысленных потугах ты напрягаешь мозг. А потом приходит озарение: Господи, да ведь это же я сам. Стою перед зеркалом.
И вдруг меня осенило: фигура была доктором Чарлзом Паркером. Я узнал эти повисшие усы! На секунду меня посетила безумная мысль: что, если усы спаслись, убежали, а теперь к ним приросло и тело. Своеобразный тип регенерации. Со всех ног я кинулся к оружейному магазину. Фигура уже выходила из дверей. Я застыл, не в силах двинуться с места. Я узнал ее.
– Мальчик мой, – сказала мать, и рыжие усы на ее лице зашевелились, словно тараканы, – что ты здесь делаешь?
– А ты? – выдавил я.
– Ходила покупать пистолет, – улыбнулась мать, – сейчас на улицах небезопасно.
– А почему у тебя усы? – машинально спросил я.
Мать нахмурилась:
– Милый! Никогда не спрашивай у женщины, откуда у нее усы! Это – неэтично.
– Послушай,– быстро забормотал я, – завтра на площади повесят Джексона.
– Наконец-то! – воскликнула мать. – Этот его голос… и ужимки… Фу.
– Да нет, не того… Самуила Джексона.
– Он его брат? – строго спросила мать. – Если брат, то я ничего не имею против…
– Маляр он… маляр! – со слезами на глазах крикнул я. – Его повесят за то, что он убил доктора Паркера.
– Мальчик мой, – тихо сказала мать и погладила меня по голове, – ты слишком нервничаешь. Нельзя так. Если человек убил другого человека, (пусть даже доктора) он должен понести наказание. Преступления без наказания не бывает.
– Но ты же знаешь, что маляр не виноват?! Ведь он не бил Паркера кочергой по голове?!
– У него просто не было возможности! – хладнокровно отрезала мать. – И вообще, мне кажется ты в чем-то меня подозреваешь?