Как зачарованный, я смотрел на ее вовсе не разложившееся лицо: эти милые веснушки, этот вздернутый носик, пухлые губки, маленькие аккуратные ушки, непокорный хохолок на лбу, крылья на затылке, длинный зеленый язычок, три ряда острых зубок, хвостик, которым продавщица так кокетливо помахивала. Создавалось впечатление, что ничего не изменилось, и девушка жива как и прежде. Но я знал – это обман.
– Эх, – в третий раз произнесла любимая.
Я начал злиться. Неужели ей больше нечего мне сказать?!
– Эх! – как заведенная, пробормотала мертвечина.
«Ну, и дура!» – с отвращением подумал я. Но бывшая возлюбленная не уходила. Она силилась что-то сказать и, наконец, сказала.
– Сестра моя, – прошептала несчастная.
Я удивился.
– Сестра моя, – уверенно повторило привидение.
– Сестричка!
Мерзкая улыбка обагрила ее кривой рот.
– Сестренка! – воскликнула гадина. – Сестры мы.
Этот сон явно должен был что-то означать.
Внезапно все исчезло. Я вновь крался к ничего не подозревающему доктору. Но действие происходило уже не в комнате, а на Канарских островах.
Паркер сидел под пальмой в том же самом кресле. Его рука так же свешивалась с подлокотника. Когда до жертвы оставалось два шага, меня привлек шум за спиной. Обернувшись, я увидел Томаса Вулфа. Извращенец сидел на земле, а вокруг него на задних лапках бегали хомячки. Вулф довольно улыбался. Вдруг хомячки выросли и превратились в мальчиков. Детям было не больше двенадцати лет. Ну, и как водится, не меньше шести. Ребятишки были одеты в морские костюмчики. С удивлением я отметил, что не вижу на костюмах ни пуговиц ни молний. Но уже в следующее мгновение удивление перешло в ужас. И пуговицы и молнии были. Но были сзади.
– Подлец! – крикнул я и бросился к Томасу Вулфу. Но, занеся руку для удара, я увидел, что это уже не Вулф, а доктор Чарлз Паркер. И у него разбита голова.
Я опустил кулак и, подняв глаза, увидел Андрюса. Приятель висел в воздухе, словно облачко, и укоризненно качал головой.
«Это не я сделал!» – захотелось крикнуть мне, но вместо этого я поднял с песка кочергу и обрушил ее на голову мертвого. От моего удара бородач будто бы очнулся. Он открыл глаза и захохотал. Этот смех привел меня в исступление. Снова и снова я бил Чарлза Паркера кочергой по башке, но доктор словно не чувствовал ударов и продолжал издеваться.
– Когда же ты оставишь меня в покое? – воскликнул я.
– Покайся! – плавал надо мной голос Андрюса.
– Покайся! – вторили ему волны.
– Покайся! – доносилось с пальм.
– Признай, что убивать докторов – нехорошо, – шептал Андрюс.
– Признайся, – повторяли за ним хомячки.
– Нехорошо, – доносилось с пальм.
– Самому легче станет, – солировал Андрюс.
– Станет, станет, – подпевали звезды.
– Легче, легче, – доносилось с пальм.
Этого я уже вынести не мог, и проснулся весь в слезах, измотанный так, словно всю ночь грузил ящики с продукцией фирмы «Marlboro», а не спал в собственной постели.
– «К Андрюсу!» – воскликнул я.
Решение признаться другу в убийстве доктора родилось еще ночью, а сейчас полностью откристаллизовалось.
– Будь что будет, – прошептал я и выбежал из комнаты.
Занималась заря. Не делом.
Глава 7. Они обладают некоторыми познаниями в анатомии, и ты даже не почувствуешь, когда они вырвут у тебя сердце