Разоблачение

Конференция проходила при закрытых дверях. Журналисты могли подглядывать в замочную скважину, но и это было чревато, так как с той стороны у самой двери стоял Боб Макферсон и каждые три минуты мощным пинком распахивал эту самую дверь. В буфете продавались сосиски и пиво «Guinnes». Голодные литературоведы в перерывах между докладами могли подкрепиться, что они и делали, налегая все больше на пиво; сосиски оказались невостребованными, словно структуралисты в конце девяностых. Кроме того, в здании детского клуба «Родничок», (где проходила конференция) оказался зал игровых автоматов, и я не раз видел, как горел самолет Стивена Макферсона, подбитый его же коллегой Джереми Прайором.

Сам я попал на конференцию случайно. Меня пригласил Стивен Макферсон. Он как раз искал машинистку, чтобы она перепечатала его доклад, но все дублинские машинистки были уже либо замужем и занимались чем угодно, только не машинописью, либо, узнав, что работать придется с литературоведом, молча поворачивались и уходили вдаль. Таким образом, я попал на конференцию.

Первые пять дней были посвящены обсуждению проблем поэтики, и что-либо сказать вразумительное о докладах, сделанных в эти дни, я не могу, так как почти ничего не понял. Правда, в конце пятого дня свои стихи читал Томас Вулф (тот, который ненастоящий), но к тому времени я уже был так пьян, что запомнил лишь строку: «Когда тебя я разбужу, боюсь, меня ты не услышишь.» Эта строка повергла меня в уныние, и я отправился в буфет, чтобы за бокалом «Guinnes» поразмышлять о том, что она все-таки обозначает. Но буфет оказался закрыт: пиво кончилось. На прилавке валялись скрюченные сосиски. Но даже мыши обходили их стороной. Тогда я сел на пол и заплакал. В таком состоянии на следующее утро меня и нашел Стивен Макферсон.

– Питер, – сказал он, – пора. Ты помнишь, что ты должен делать?

– Стенографировать? – спросил я?

– Молодец.

Стивен гладил меня по голове, и я зарделся, как когда-то в детстве: быстрые проворные руки, горячий шепот, зеленый свет ночника, тени на бородатом лице собеседника, автомат в правой руке…

***Это почти дословное повторение текста из третьей главы вполне объяснимо. Ведь Питер Колдуэлл не знал, что Стивен Макферсон уже написал об этом.***

Первым выступал George St. Scream. Свой доклад он начал со слов:

– Рано или поздно приходится признать, что вся литературная деятельность – есть сплошное надувательство.

– Молодец! – крикнул кто-то из зала, – жги дальше.

– Слова имеют слишком много значений, – продолжал докладчик, – и пока мы будем думать, в каком значении слово употреблено в тексте, слово приобретет новое значение, а текст устареет.

– Какой смельчак, – прошептал сидящий рядом со мной старичок, – ничего не боится. Я бы так не смог.

– Литература, в принципе, невозможна, – сказал George St. Scream.

В его голосе чувствовалась неуверенность. Словно он хотел спросить у присутствующих: неужели и впрямь невозможна? Неужто все так плохо?

Председатель конференции Джордж Саммерс подошел к докладчику и, обращаясь к залу, спросил: – Ну, и как вы считаете, господа?

– Невозможна! – проревел зал. – Ни фига невозможна! Покончим на хрен!

– Продолжайте! – попросил председатель и сел на место.

– Да у меня, собственно, все! – развел руками George St. Scream.

Зал рукоплескал стоя. Слышалось женское повизгивание. Невесту Боба Макферсона Шарлотту даже пришлось вывести.

Следующим выступал сам председатель. Джордж Саммерс вышел на трибуну, повернулся спиной к слушателям и снял штаны, оголив изящную розовую задницу.

– Господа, – обращаясь к стене, начал он, – недавно мне в голову пришла одна занимательная мысль. Я начал думать о заднице, как об особом мире, как о стране, в которой живут люди, есть правительство, совершаются революции; где любовь достигла своего апофеоза. Ну, скажите, кто из нас не любит собственную задницу?

(голос из зала) – Все любят!

– Исходя из этого, – продолжал докладчик, – я решил, что задница может выступать и в роли текста. Сродни тому, как история страны (записанная ли, воспроизведенная ли устно) является литературным произведением на историческую тему. Почему же невербально воспроизведенная задница не может стать литературой о чем угодно, в том числе: о любви, о чести, детективом, психологическим романом (наподобие вещей Ф.М.Достоевского), и тому подобным. Конечно, сама по себе задница является лишь задницей. Но мы, господа, литературоведы! И смириться с таким положением вещей никак не можем.

Джордж Саммерс натянул штаны и повернулся лицом к залу.

– Я закончил! – сказал он.

Господи! Что тут началось? Мой старенький сосед так громко кричал: «Браво», что с ним случился удар, его вынесли из зала. И не только его. Ряды присутствующих заметно поредели. Было решено сделать перерыв, во время которого я познакомился с невестой Стивена Макферсона Синди и ее подругой Барбарой, кумиром которой был Леонардо ди Каприо.