Раздевайся, Семёнова!

Ох, лучше бы она этого не говорила.

— А чего мне стыдиться?! — резко повернувшись к ней, Оля злобно оскалилась. — Я такая, какая есть. Какая и всегда была. Это ж только Витенька ваш вдруг решил, что «я изменюсь со временем»… — она помахала пальцами перед лицом, изображая кавычки. И продолжила, изменив голос на якобы мужской, — «Мне нужна девушка из интеллигентного круга общения — воспитанная, образованная…» А самому-то рот с детства с мылом не мыли…

Развернувшись, хищным, как у животного движением, она выхватила еще один бокал — уже у девушки-официантки, порядком ее напугав. Выпила так жадно, что попало не в то горло — подавилась и закашлялась.

— Я всегда знала, что Витёк даст мне в конце концов отставку… — прохрипела она, прочищая горло и будто не замечая, что в гостиной стоит уже гробовая тишина, что все собрались и слушают только ее. — А тот парнишка из клуба — это ведь только повод был… какой дурак из-за одной ошибки жену бросает? Но я все же надеялась на что-то… с вами вон цацкалась, развлекала, на шопинг возила, каргу старую… А этот… хрен… нашел себе богатенькую да чистенькую — по самым сливкам общества небось прошвырнулся… Вон какая ухоженная прынцесска. Папочка-то твой хоть знает, что ты с мужиком взрослым шляешься? А, детка?

Она пьяно икнула и вдруг резко, будто опомнившись, закрыла рот. Но было уже поздно.

— ПОШЛА ВОН! — прогремела, распрямив плечи, мать Знаменского — голосом, напомнившим мне его собственный рык — тогда, на лекции, когда выгонял Юльку с Владом из класса. — Вон из моего дома, шлюха подзаборная!!



Глава 21

После отъезда Ольги — ее, вконец упившуюся, повез домой один из водителей — в доме еще долго стояла взбудораженная суета.

Все обсуждали происшедшее, мыли несчастной кости.

Под шумок я взбежала на второй этаж дома, где не было никого, кроме пушистого серого кота, прохаживающегося по комнатам с важностью хозяина-миллионера. Проскользнула в одну из спален и с ногами забралась в огромное, мягкое кресло.

Я не плакала, хоть и понимала, что это облегчит душу. Слезы не шли. Застряли где-то на уровне груди, сжимая сердце давящим, ледяным обручем — не продохнуть, не охнуть. Я не знала, что было ужаснее — понимание того, что меня тупо использовали или то, что сказала напоследок эта жалкая пропойца. Знаменский, видите ли, ищет себе женщину из своего круга, интеллигентную и воспитанную. Если уж эта великолепная и опытная актриса, долгие годы играющая чужую роль, не смогла занять почетное положение «женщины Знаменского», куда уж мне… Она небось не из деревни глухой приехала в Москву — обычная провинциальная тетка…

Самое страшное, что Знаменский, похоже, искренне не понимал, что натворил. Сообщения так и брякали в моей сумочке. Ищет, небось. Приказывает, чтоб немедленно шла обратно, где бы я ни была. А я даже и послать его не могу — до сих пор не знаю номера…

Надо выбираться отсюда, решила я. Выбираться, причем тайно. И ни в коем случае не встречаться со Знаменским лицом к лицу — иначе не смогу, и он снова задурманит мне мозги. Увижу его и не найду в себе силы поставить на всем этом точку. Так и буду таскаться за ним, пока не даст мне пинка ради какой-нибудь очередной «прынцесски» — только в этот раз настоящей, не поддельной, в купленном на чужие деньги баснословно дорогом платье.

Мобильник брякнул еще одним сообщением, и это подсказало мне, что делать. «Убер». Я просто вызову сюда «Убер» — попрошу подъехать к воротам, тихонько выйду из какого-нибудь тайного хода, добегу до ворот… Денег у меня, правда, с собой нет, но они ведь с карты снимают, а она у меня в их приложение давно внесена…

Дверь внезапно распахнулась и в комнату кто-то заглянул. Я вжалась в кресло — оно стояло к двери спинкой, и меня не могло быть видно в темноте.

— Семёнова? — этот голос я узнала бы и во сне, даже и с теми обеспокоенными интонациями, какими он на данный момент был пропитан. — Черт, где ее носит, эту девчонку… Шило в заднице…

Я затаилась — глотая молчаливые слезы и успокаивая сердце. Вот только оно не желало успокаиваться, это сердце — колотилось в груди так бешено, что, казалось, еще пару ударов и его станет слышно… Ничего так не хотелось, как плюнуть на все, взвиться ракетой из этого долбанного кресла и повиснуть на не, моем мужчине — утонуть в его объятьях, таких родных и сильных, и никуда больше не отпускать. Да, пусть бы он снова наврал мне, и пусть бы я поверила…

Пересохшими губами я беззвучно умоляла его не уходить… включить свет в комнате, заметить меня, скрючившуюся в кресле — может даже посмеяться снова над моей «позой младенца»… а потом сказать что-нибудь типа «хватит дурить, Семёнова, пошли ужинать»…

Он постоял еще несколько секунд. Потом вышел из комнаты и плотно закрыл за собой дверь.

Слезы тут же перестали быть молчаливыми — хлынули из глаз, сотрясая меня так, что, наверное, кресло подскакивало.

Да, это было больно, это было трудно, но я выдержала. Порвала с любимым, потому что у меня есть чувство собственного достоинства, а достоинство важнее любви.

* * *