Раздевайся, Семёнова!

Я замерла, высунув голову из горловины платья. Еще чего не хватало — семейная вечеринка. Зачем он ведет меня туда? Еще и официально… Не будет же он мне предложение делать — прыснула я себе под нос. Еще и в любви не признался, какое уж предложение… Что-то тут не так…

Гадая в чем же дело, я отодвинула штору, вышла из примерочной и задумчиво подошла к высокому напольному зеркалу.

— Ой ё… — раздалось со стороны кассы.

Я испуганно подняла глаза… и, не удержавшись, громко ахнула — прямо в лицо своему отражению. Или не своему?

Из глубины начищенного до блеска зеркала на меня смотрела… нимфа. Обыкновенная, сказочная нимфа в платье, сотканном из предрассветной росы — две полоски шелковой материи прикрывают грудь, сужаясь к плечам и плавно переходя на спине в тонкие, перехлестывающиеся жгутики, низ под присобранным, высоким поясом ложится на бедра нежными, неровными волнами, похожими на морскую пену.

Пару минут в бутике стояло ошеломленное молчание. Потом продавщица тоскливо вздохнула и вышла из-за стойки. Подошла, еще раз оглядела меня с ног до головы.

— Эх, где мои семнадцать лет…

— Сколько стоит? — проглотив слюну, не глядя на нее, спросила я. Мне уже было все равно, я просто хотела это шелковое чудо себе.

Она покачала головой.

— Не важно. Я запишу на его счет. Для Виктора это копейки…

Я нахмурилась.

— Нет, не запишете. Я хорошо зарабатываю и куплю это платье сама. Сколько?

Мы пререкались еще несколько минут, пока она не ушла куда-то в сердцах, так и не назвав мне цену. Вернулась, держа в руках мобильник.

— На. Сама с ним ругайся.

Но поругаться со Знаменским у меня не получилось. С присущей ему безапелляционностью он заявил.

— Берешь платье или идешь развлекаться со своими сверстниками. Выбирай.

И положил трубку, гад такой.

Разумеется, после такого ультиматума размышляла я недолго. Как, в принципе, и расстраивалась. Потому что, чего уж греха таить — платье мне безумно понравилось, и каким образом я его приобрету — за свои деньги или чужие — было как-то глубоко, по-женски наплевать. А когда предприимчивая владелица бутика предложила к нему совершенно восхитительные туфли из жемчужно-серой замши, я сдалась окончательно и бесповоротно. Даже и без прически с макияжем я выглядела во всей этой экипировке так, что было ясно — девственницей я сегодня не усну. Не устоит господин Знаменский перед такой неимоверной красотой.

Уже когда хозяйка записывал себе в блокнотик цену — по снятому заранее с платья ценнику — я ненароком успела заметить, сколько эта шелковая штучка стоит. Ох, лучше бы я этого делала!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

* * *

К общежитию сам Знаменский, к моему удивлению, не подъехал — прислал вместо себя такси, сославшись на занятость.

«Встретимся на месте», — прислал он мне сообщение, как только я, пыхтя от злости, устроилась на заднем сиденье, признавая, что такси все же непростое — машина явно класса люкс. — «Как приедешь, смело подходи ко мне — никого не стесняйся».

Что-то во всем этом было неправильно — снова начала волноваться я. Для чего-то ему нужна была вся эта… публичность. А что насчет того факта, что мы с ним преподаватель и студентка?

Признаться, я уже запуталась — где можно афишировать наши отношения, а где — нельзя. Ведь даже если в бизнесе «можно» — в любом из тех мест, где мы с ним появляемся вместе, в том числе и на этой сегодняшней вечеринке, могут оказаться люди, пересекающиеся со Знаменским в обеих сферах — в универе и в бизнес-кругах. А если ему и на университет наплевать, если так уверен в своей «звездной» безнаказанности, зачем тогда запретил брать с собой Юльку в «Неотек»?

А затем и запретил — осенило меня вдруг. Дело не в университете, дело в Юльке. Не желает он, чтобы мы общались — ни по какому поводу и не под каким соусом. Вообще. И в принципе, учитывая историю с Ложкиным и все Юлькины страшилки про «первый раз», я прекрасно понимала, почему. А может, он подспудно связывает Юлю с Грачевой — уж что-что, а женской студенческой тусовке у него есть причины не доверять…

За размышлениями я даже не заметила, как такси выехало на скоростное шоссе. Очнулась, когда поняла, что за окнами давно уже не уличные огни, машин вокруг стало меньше, а по обе стороны дороги мелькают тяжелые лапы елей, закованных в сугроб.

— Куда мы едем? — заволновалась я.

Виктор не говорил, что вечеринка намечается за городом…

— Поселок Сосны… — лениво ответил водитель в форменной фуражке.

Значит по Рублевскому едем. Спрашивать у водителя, что там намечается, в этих Соснах, было глупо — откуда ему знать?

Чем дальше в лес, тем страшнее мысли закрадывались в мою голову. А вдруг я вовсе не к Знаменскому еду? Вдруг он, к примеру, подарил меня какому-нибудь богатому извращенцу? Или проиграл мою девственность в карты? Вот сейчас свернет машина на какую-нибудь неприметную тропу, откроются автоматические ворота… и только меня и видели. Запрут в подвале и будут насиловать, пока не пожалею, что на свет родилась. А потом убьют, расчленят и скормят своре собак…