Рассказы из Диких Полей

Старая корчма "Под Золотым Драконом", в которую вошел Куницкий, нисколько не изменилась. Этот был та же самый почтенный постоялый двор на тракте из Брацлава в Каменец, деревянный, с потолком из почерневших балок. Близились сумерки, поэтому в помещении царил сумрак. Наружи было холодно – зато здесь тепло, а поскольку в корчме пребывало много гостей, атмосфера сделалась даже вполне себе приятной.

- Да они изменники, сучьи сыны, ослы, а не послы¹⁷! – чуть ли не кричал из угла какой-то изрядно выпивший шляхтич, когда Куницкий протискивался через толпу панов-братьев. Его повсюду узнавали и со всех сторон поздравляли. – Чоповое! Чоповое¹⁸ наложили! Я понимаю, что шлхта должна платить на армию и с головы, и с пахоты! Но чтоб с горелки, это уже самая настоящая тирания!

- И знаете тогда, мил'с'дари, - говорил другой, подняв к губам кубок с медом, - выскочили мы из корчмы, и за сабли. А те вчетвером прямо на меня. Так я первого, как рубанул по башке, что у него кости наверх и вылезли, второму пузо от фляков¹⁹ подчистил, так все остальные ноги в руки и бежать…

Человек, к которому пришел Куницкий, ожидал в самом темном углу, у самого окна. То был могучий мужчина с сожженным солнцем лицом. Куницкий считал его своим самым лучшим приятелем. Он любил этого человека не только за постоянно хорошее настроение, но еще за откровенность и открытость. Марчин Мелециньский еще и страстным любителем прекрасного пола, но того, что он про него говорил, не вынесло бы никакое женское ухо. Возможно, именно поэтому он не женился. Тем не менее, по причине своей красоты он вечно пользовался успехом у прекрасной половины человечества. Это бл человек, не пропускающий ни одной юбки: ни девичьей, ни вдовьей, ни замужней. Не презирал он и селянок – потому-то его деревня была самой населенной в округе.

- О, ты уже тут! – произнес он, увидев Куницкого, и схватился на ноги. – Боже мой, это же сколько времени мы не виделись! Приветствую!

Они крепко обнялись. Мелециньский разлил водку по кружкам.

- За нашу встречу и за твое счастливое возвращение!

Они выпили. Водка была хорошая, гданьская. Уселись.

- Ну, и чего оно слыхать? – спросил пан Марчин. – Москву крепко били?

- Это да, - буркнул Ян. – Только про войну в другой раз поговорим. Видишь ли, у меня сейчас серьезные хлопоты.

- Хлопоты? Наверняка с женщиной. И лучше всего вообще не морочить этим головы. Чочет она или не хочет немного пошалить, но потом камень на шею и в воду, как говорят казаки. Я именно так делаю и не жалуюсь. Никто мне рогов не наставляет. Женщины хороши только для постели.

- Интересно, а той, которую бы по-настоящему полюбил, тоже так сказал бы?

- Ясное дело, что не сказал бы. Я всегда каждой их них говорю так: мил'с'дарыня, ваши грудки словно скачущие серны, личико твое – словно весеннее утро, а мысли твои пронзают меня на вылет будто саблей. Вот это они любят. А особенно: слушать, какие они умные. Быть может, потому, что на самом деле все они дуры.

- А правда ли то, - спросил Ян, совершенно не слушая товарища, - что Стадницкий отобрал у тебя два королевских пожалования?

Марчин опустил голову, одним глотком опустошил кружку.

- Отобрал, - тихо сказал он. – Это так, забрал. Только чего об этом говорить. У него было четыре сотни человек, а у меня семеро слуг и двое почетовых. Всех мне перебил. Я защищался –он спалил мне двор. Его казаки вытащили меня под виселицу. Помню все то и во сне, и наяву. Он подъехал, приложил мне к голове пистоль и сказал, что если я выступлю против него, он прикажет повесить меня, как собаку! Это страшный человек.

- И ты ничего не сделал?

- С ума сошел? Это же Станислав Стадницкий, сын тоже Станислава, старосты жигвульского. Сын отца стоит. Считает, будто бы все ему дозволено. Польский закон – он словно паутина: паук пробьется, а вся вина на мухе. Я за поединок в тюрьму бы отправился, а он шляхтича может кнутом до крови избить, и ему ничего не сделают. Я знаю, что произошло, когда тебя не было. Весь повет об этом гудит.

Ян молчал. Он чувствовал, что ему делается жарко.

- Я хотел помочь твоей жене. Но, ты же сам знаешь: она меня не любит. Ненавидит. Я не мог…

Куницкий разлил остаток водки. Медленно выпил свою.

- А ты знаешь, что он выиграл сомнение в шляхетстве. Моем шляхетстве.

- Знаю.

Марчин не поднимал глаз.

- И ты не помог моей жене, хотя я тебя об этом просил.

- Не мог.

-Не мог… Приговор засадил нам сеймик в Брацлаве… Но ведь там были не одни только клиенты Стадницкого…

- Все его боятся…

- Староста желает моей Анны. И дал ей срок до конца сентября. А потом приведет приговор в исполнение. Я хотел бы… Просить у тебя помощи.

- Беги. Советую тебе: беги!

- Ты с ума сошел? Нет! – с яростью выкрикнул Куницкий. – Закон на моей стороне! Я не банита, не инфамис. И буду защищаться. Вернулся домой после двух лет войны. И мне это надоело. Помоги мне.

- Как я могу это сделать? С ума сошел? Хочешь драться со Стадницким? У нас же нет никаких шансов.