Рассказы из Диких Полей

Наместник не дергался. Даже и не пытался пробовать бежать. Он увидел, как Пакош хватает мясницкий топор и поглядел тому прямо в глаза. Только в них не было никаких чувств. Одна только жадность, желание есть – попросту, голод. И радость… Радость, что, наконец-то, этот голод можно будет как-то успокоить. Так вот что меня сломит, подумал Вилямовский. Ну да, именно об этом я услышал, когда мы убивали Злотого. Просто-напросто умру…

Крепкие руки подтолкнули Кшиштофа вперед, в сторону палаческой колоды.

- Погодите, - выдавил он из себя не своим голосом. – Почему вы это делаете? За что?

- Как коптить станем? – услышал он в ответ. – Как думаете, надолго его хватит?

- А я хотел бы почки. Наверняка будут вкусные, как у того армянина неделю назад…

- А, ничего был фокусник.

Кшиштофа продолжали толкать. Всего несколько шагов, но наместнику они казались вечностью. Пакош уже ожидал с топором в руках. Вилямовский глядел на лезвие, внимательно следил за ним. Топор был почти как палаческий, вот только сам он был не осужденным, но мясом…

- Господи Иисусе! – неожиданно взвыл один из ведущих Кшиштофа гусар и обеими руками схватился за живот. Согнувшись в три погибели, он глухо стонал, а потом свалился на камни пола. Закричал: раз, другой, третий, катаясь по плитам.

Кшиштоф молниеносно отскочил в сторону, увернулся от двух придерживающих его мужчин, после чего бросился к ближайшему коридору.

- Держите его, безрукие! – заорал Желеньский. Вилямовский проскочил мимо пытавшегося схватить его за жупан Крысицкого и погрузился холодный мрак коридора. За собой он услышал вопли, топот подкованных сапог и звон стали. Кто-то даже выстрелил, но пуля лишь свистнула над головой убегавшего. Рука Вилямовского, которой до сих пор он вел по сплошной стене, неожиданно провалилась в пустоту. Кшиштоф свернул и забежал в другой, такой же мрачный проход. Через несколько шагов в левой стенке почувствовал еще одно ответвление лабиринта ходов. Кшиштоф заскочил в него и бежал довольно-таки долго. Звуки погони ему не были слышны. Похоже, преследователи потеряли след. А потом неожиданно почувствовал, что сил совершенно не осталось. Кшиштоф споткнулся и упал на плиты под ногами. Он даже не знал, а встанет ли еще вообще. Зато жажда нестерпимо палила изнутри. И, что самое удивительное, он совершенно не испытывал голода. Хотя это вовсе не было так уж страшно. Самое главное – у него никаких шансов не было. Он находился в подземелье без света, в подвалах, которые моги быть и небольшими, но могли тянуться и до бесконечности; к тому же, его ожидали преследователи, ставшие хуже обычных людей.

Неожиданно он замер. Где-то вдалеке перед ним замерцал огонек. Коридор, в котором он лежал, пересекался в нескольких саженях другим. И кто-то приближался, потому что свет становился ярче.

С огромным трудом Кшиштоф пришел в себя. Каждое движение приносило боль, каждая мышца колола тысячами игл. Наместник достал саблю из ножен и оперся о холодную, скользкую стенку, по которой, словно вязки червей расползлись белые свертки серы³⁸. Кшиштоф ждал. Кто-то близился. А когда был уже совсем рядом, наместник выскочил ему навстречу.

Те вскрикнули от радости. Трое. Выходит, он просчитался. На лицах преследователей Кшиштоф видел лишь животное возбуждение. Его нагнали. Да, и, возможно, надеялись на то, что ни с кем не нужно будет делиться.

Первый упал. Он был уж слишком медленным. Сабля Вилямовского блеснула во мраке словно живой огонь. Наместник встал лицом к лицу с другим. Нанес удар, и вновь был первым. Тот, с резаной раной бедра, наклонился вперед, а потом вцепился зубами в ладонь наместника. А в следующий миг Кшиштоф нанес ему укол прямо в сердце.

- Есть… Дай есть!... – из последних сил прохрипел умирающий.

Кшиштоф вырвал саблю из тела врага. Третий, тот самый, что нес факел, сбежал. Попросту повернулся и смылся. Где-то вдалеке слышались окрики.

Вилямовский шел дальше. В темноте он свернул в какой-то другой коридор, вступил в холодную, мелко разлившуюся воду. Наместник не знал, выберется ли отсюда. Ему было уже все равно. Нет, в его сердце имелось еще кое-что. Нечто, о чем он забыл. Соня. И Рудзиньский. И внезапно, когда уже собрался поддаться, когда уже должен был упасть на холодные плиты пола, Кшиштоф почувствовал, как в него вступают новые силы. Внезапно до него дошло, что обязан жить. Обязан жить ради них. Ради женщины, которую любил, и ради приятеля. Они никогда не простили бы ему его смерти. Они просто не пережили бы. Превратились бы в зверей.

- Я вас люблю, - прошептал Вилямовский. Вернусь. Обязательно вернусь…

Теперь он продолжал идти дальше, но уже иначе. Сейчас почувствовал прилив сил, прилив энергии. Ему вспомнилось то, что говорила конская голова, и он слабо усмехнулся. Он не сломился. Не мог сломиться, пока жили те, которых он любил. Кшиштоф стиснул покрепче рукоять сабли и шел дальше. Шел. Дальше.