Рассказы из Диких Полей

- У меня нет еды, благородные господа, - произнес он тихим и спокойным голосом.

- Сами убедимся.

- Вы об этом пожалеете.

- Даже когда сожрем тебя? – буркнул Крысицкий.

- Даже тогда… я вернусь.

- Ты убил наших товарищей!

Армянин ничего не отвечал. А потом, непонятно каким образом, вырвался из рук Крысицкого и Шелёнговского. Попросту сделал это… Бросился к двери. Не успел… Вилямовский молниеносно схватил костяную рукоятку круцицы, вырвал ее из-за пояса и выстрелил. Даже целиться не пришлось. Колдуну он попал прямо в самую средину спины, чуть пониже поясницы. Армянин даже не вскрикнул. Просто рухнул на пол.

С грохотом подкованных сапог в комнату влетели Рудзиньский, Желеньский и Пакош, встав кругом возле трупа. На их исхудавших, бледных, чуть ли не трупных лицах выступил пот, на них рисовались отчаяние и разочарованность.

- Нет еды! – выдавил из себя Желеньский. – Нет, нету еды…

- Нет… - повторил за ним Кшиштоф. – Так что теперь?

- Не знаю! – рявкнул Желеньский. – Не знаю! Не знаю!

С бешенством в глазах он рубанул саблей мертвое тело. Поправил, и снова рубанул. Отрубил руку, потом одну и другую ногу… Наконец замер и стал всматриваться в куски невидящим взглядом. При этом он громко дышал. Раздвинул саблей одежду мертвого армянина и уставился в бледную плоть.

- Мясо, мясо, это же мясо… - тихо шептал он. – У нас есть мясо! – и расхохотался каким-то безумным смехом. – Теперь у нас есть, что есть!...

Кшиштоф замер. Он уже не знал, что с ним творится. Увидел, почти что почувствовал запах… запах вареного мяса. Он заполнял его всего, раздражал ноздри, переполнял своим ароматом. Мясо… наконец-то мясо. Кшиштофу вдруг показалось, что он сидит не в мрачной избе московского дворища, а в ярко освещенной комнате отцовского имения, ожидая ужина… И он не хотел, не мог позволить, чтобы это впечатление исчезло. Вот только что-то со страшной силой дергало его, могло бы показаться, что это живая крыса вгрызается в его живот, рвет кишки, желудок, сердце, легкие, внутренности… Образ отцовского дома внезапно затуманился, исчез с глаз Вилямовского. Это голод. Голод, разрывающий внутренности. А перед ним лежало… да, лежало мясо. Желеньский с Крысицким как раз рубили его саблями. Вилямовский знал, что самые лучшие куски будут для него. Слюна натекла в рот. А он уже ни на что не обращал внимания. Ни на что… Ему лишь хотелось наесться досыта.

…Кто-то глядел на него. Взгляд был странным. То пронзающим и грозным, в другой раз – просящим жалости и понимания. Вилямовский отвел глаза от мяса и поглядел на Рудзиньского. Тот вглядывался в него с надеждой, словно бы ожидал того, что Кшиштоф теперь должен был сделать. И Вилямовскому вспомнилось все. Он вспомнил Соню и ее доверчивость, вспомнил Рудзиньского и то, что в него верил. И еще вспомнил то, что сказала ему конская голова… Армянин желал, чтобы он сейчас сломился. Он ожидал только лишь этого. Нет, не будет ему дано этой радости. Соня и Самуэль… Они в него верили. Они знали, что правота за ним. Разве мог он их обмануть, их подвести? Ведь они были для него всем…

- Прекратите это! – заорал Кшиштоф не своим голосом и одним сильным ударом выбил саблю из рук Желеньского. Остальные с воплями отскочили от мяса… от тела.

- С ума сошел, мил'с'дарь?! – рявкнул Крысицкий. – Чего творишь?

- Не позволяю вам трогать этого!

- Если не желаешь, не ешь! – заорал Желеньский. – Но по какому праву ты хочешь запретить это нам?!

- Liberum veto! Это право каждого шляхтича.

- На сеймике! Или мил'с'дарь совсем головой пострадал?

- Это право было придумано для того, чтобы поддерживать оставшихся в одиночку, но которые правы! Не будете вы есть этого!

- Но-но-но, мил'с'дарь, не бросайся словами, нас тут больше! – грозно рыкнул Пакош.

- Вот именно, - присоединился кто-то к нему.

- Да, я один-одинешенек! Но я верю в свою правоту! И имею право встать против вас! Veto!

Лезвия сабель блеснули в слабом свете факелов. Гусары сбились в кучу. Только Вилямовский был не один. Рудзиньский вырвал из ножен свою баторовку и присоединился к нему. Они стояли, плечом к плечу, и молчали. Во взглядах противников Вилямовский чуял смерть.

- Не станем мы до бесконечности убеждать один другого, - сказал Желеньский. Его глаза, практически безумные от голода, даже не глядели на Кшиштофа. – Взять его!

Чудовищный взрыв сотряс все их чувства. Двери, ведущие в соседнее помещение, сорвались с петель, и, пылая, ударились в противоположную стенку; вслед за дверью в комнату проникли языки пламени. Соседнее помещение все было в огне. А затем вновь раздался взрыв, так что стены задрожали, с потолка посыпался мусор. Вместе со вторым взрывом в них ударил жар, словно из открытой печи.

- Пожар! – раздался дикий вопль.

Огонь уже врывался в комнату, в которой ве находились. Иконы и свисающие с потолка фестоны ткани вспыхнули в один миг.

- Спасайся! – взвизгнул Желеньский.

Все разбежались на все четыре стороны. Рудзиньский с Вилямовским метнулись к окну. Удар ногой, и ставни с грохотом распахнулись. Огонь чуть ли не наступал им на пятки. Прыжок – и они были во дворе.