Желеньский за ними не выскочил. Вместе с Крысицким он задержался в адском жаре огня, одним прыжком добрались до изрубленного тела армянина. Третьим к ним присоединился Мелециньский. Они ухватили окровавленные куски человеческого мяса и потащили их через порог. Ими управлял голод.
- Спасибо тебе!
Вилямовский поднял голову. Последние события совершенно спутали его чувства. Он даже не знал, а удастся ли ему вообще прийти в себя. Ужасно хотелось пить, голод рвал кишки…
- За что?
- Если бы не ты, - прошептал Рудзиньский, - даже и не знаю, нашел бы я в себе столько сил, чтобы… - Он не закончил предложения.
Кшиштоф положил ему руку на плечо.
- Это ты глядел на меня. И тогда-то мне все припомнилось.
- Нет. Я знал, что ты так и поступишь. Благодаря тебе, я все еще остаюсь… человеком. Кшиштоф… У меня уже нет сил. Я голоден… хочу есть…
Вилямовский молчал.
- Но когда я вижу тебя, знаю, что не могу умереть. Знаю, что у нас еще есть какая-то надежда… Знаешь ли ты, Кшиштоф, что ты – святой. После того, что ты сделал, я, похоже, я должен целовать твои руки…
- Вы для меня единственная надежда, Самуэль, - прошептал Вилямовский – Ты и женщина, которую я люблю. Если бы не вы, мне давно был бы конец…
Они сидели молча в большой, мрачной комнате, освещенной слабым пламенем масляной лампы. И снова молчали. Здесь собрались все, которые были нужны – гусары из хоругви Кшиштофа Вилямовского, хотя и без своего командира.
- Наверное, я начну, мил'с'дари, - тихо произнес Щавиньский. – Вы прекрасно знаете, что происходит. Ни у кого из нас еды уже нет.
Все молчали, украдкой поглядывая друг на друга. Все прекрасно понимали, что кто-то из них должен быть тем, кто…
- И такие дела должны оговариваться в круге хоругви. Чтобы сильно не тянуть, спрашиваю, как мы должны все решить?
Никто ему не ответил.
- Мне кажется, что лучше всего было бы провести жеребьевку, - сказал Желеньский. – Так будет справедливее всего.
- Действительно.
- Верно говорит, - поддержали его с нескольких сторон.
- Согласен, - сказал Щавиньский. – Устраиваем розыгрыш.
- Да что же это мы – с ума сошли? – тихо прошептал один из гусар. – Неужто у нас уже нет совести, нет страха перед Богом…
- Тогда пускай Бог и пошлет нам еды, - буркнул Крысицкий. – Так нет, он этого не делает. Все мы хотим жить! И будем жить! А этот грех пускай берет на себя Он.
Вновь повисло молчание.
- Я предлагаю другое, - неожиданно отозвался Желеньский. – Не будет жеребьевки.
- Как это?
- Есть кое-кто, кого мы должны… ну, вы знает. Вы хорошо его знаете.
В помещении повеяло ужасом. Исхудавшие, бледные лица застыли.
- Все вы этого человека знаете…
Его понимали и без слов.
- Оно так, - произнес кто-то сзади. Пускай так и будет, только за это – смерть.
- Милостивый государь Струсь пошлет нас на виселицу…
- Его милость Струсь ничего не скажет ничего не скажет, - отозвался Желеньский, - головой ручаюсь. Он сам говорил, что нужно убрать этого крикуна. Так как, согласны?
Все молчали. Но уже знали, что им следует делать. Все думали одно и то же.
- Есть хочу.
Вилямовский молчал. Эти слова просверливали тело хуже, чем голод, которого он, собственно, почти что и не чувствовал. От Кшиштофа осталась одна только тень. Упырь с бледным лицом и горящими бессонницей глазами. Он глядел на то, как Соня склонилась набок, а потом упала. Тело ее сотрясали спазмы. Сам Кшиштоф уже ничего не чувствовал. Только лишь ужасно, даже чудовищно хотелось пить. От голода? Ведь он сегодня уже выпил чуть ли не ведро воды.
- Я голодная, - вновь прошептала женщина. – Ты же знаешь, что я тебя люблю. Я верила в тебя, и верю, что правда на твоей стороне, только у меня уже нет сил. Дай мне чего-нибудь поесть. Умоляю…
Кшиштоф молчал. А что он мог еще сказать?
- Пойду на улицу, - с трудом прошептала она. – Не выдержу. Возможно, кто-нибудь меня еще пожелает. Спасибо тебе за все, что ты сделал… Хоть какое-то время ты позволил мне пожить, как женщина, а не блядь. За это и благодарю… У меня нет к тебе претензий. Знаю, что еды у тебя нет. Я пойду… пойду, - шепнула она и, опираясь о стенку, попробовала подняться.
Кшиштоф припал к ней.
- Дай, дай есть… - прошептала она, и на ее устах появилась отвратительная усмешка. – Мы станем есть, а потом… потом, ты знаешь что мы станем делать, - судорожно шептала она, а потом вдруг сунула руку под его жупан, между ног. – А если нет, то я отправлюсь на улицу, гад…
Соня замерла, когда Вилямовский ударил ее по лицу. Вскрикнула. Второй удар был сильнее. Женщина упала на грязные доски. Кшиштоф даже был изумлен собственной силой. Неужто хоть что-то от нее осталось? Или он и вправду превратился в упыря? Он ухватил Соню за волосы и поволок по полу, потом кинул на лавку.
- Никуда ты не пойдешь, - хрипло выдавил он из себя. – Задушу тебя, сука, задушу!
Его рука сама, совершенно самостоятельно схватила саблю. Он даже не знал, когда вытащил оружие из ножен. Он хотел рубить женщину, которую любил…