- Вот именно! – Щавиньский с ненавистью поглядел на чужаков. – Бить их, сукиных сынов!
- Точно! Точно! – поддержали его другие.
- А ну-ка тихо там! – заорал Рудзиньский. – Потому что толку не будет.
- А дело в том, - обратился к Кшиштофу Щавиньский, - чтобы мил'с'дарь нас рассудил.
- Никакого суда не будет! – рявкнул кто-то из незнакомцев. – Он наш!
- Тихо, спокойствие, - сказал Вилямовский. – В чем дело, господа?
- Видишь ли, мил'с'дарь, - начал Щавиньский, - умер мой почетовый, Зелиньский. Эти вот, - указал он на группу незнакомцев, уже держащих руки на рукоятях сабель, - это люди из хоругви пана Любомирского, и они говорят, что все они родичи этого вот Зелиньского…
- Ну конечно же, родичи, - выкрикнул старший из незнакомцев. Он был сыном моей сестры. Они, - указал он на своих товарищей, - могут это подтвердить! Наш он!
- Так ведь этот Зелиньский служил в нашей хоругви, пан наместник! Это гораздо важнее, чем какая-то там седьмая вода на киселе! Это мы должны его съесть, а не они!
Вилямовский почувствовал, что вся кровь отлила от его лица, он чуть не свалился с ног. Пришлось опереться на угол стола. Выходит, уже случилось. С этим уже приходят к командирам.
- О чем… О чем вы спорите? – с трудом произнес он. – Что вы имеете в виду?
- Вот именно, мил'с'дарь наместник, - воскликнул Щавиньский. – Говорил я вам! – заорал он на чужаков. – Мы имеем на него большее право. Пан Вилямовский, мы оставим вам самые лучшие куски!
- Заткнись, сволочь! – закричал Кшиштоф.- Не стану я решать подобных споров! Но и вы, господа, этого Зелиньского не съедите. Не позволяю! Veto! Veto! Veto! Вы думали, что все это так просто и легко?! Что вас ничто не обязывает?!
Те отступили, когда Вилямовский вытащил саблю и пошел на них, с блеском безумия в глазах, один против нескольких. Он глянул в бок, на Самуэля Рудзиньского, но и тот положил уже ладонь на рукояти зигмунтовки.
- Выматывайтесь! Не стану я решать вашего спора! – рявкнул Кшиштоф с такой силой, что некоторые из незнакомцев нервно затряслись и отступили к двери.
- Вон отсюда!
Несколько шляхтичей вышло сразу. За ними медленно, колеблясь, последовали и остальные. Между ними и Кшиштофом словно бы выросла некая стена.
- Поверь мне, мил'с'дарь, - отозвался Щавиньский. – Это не было ни толково, ни разумно.
Он направился к двери. Кшиштоф внезапно заметил, что между шляхтичами из обеих групп исчезла враждебность, они словно бы сплавились в одно целое, объединенные ненавистью… к наместнику. Вилямовский вздрогнул, когда кто-то положил ему руку на плечо. То был Рудзиньский. Они глядели друг другу в глаза.
- Ты прав, - прошептал приятель. – А я тебе в этом помогу. Всегда можешь на меня рассчитывать. О Боже, что же тут творится! Дольше мы не выдержим. Нам надо сдаваться!
- Иди, убеди в этом Струся… А он тебя повесит…
Кшиштоф отвернулся и вышел из башни через другую дверь. Он встал на крепостной стене и поглядел вниз. Холодный, сырой ветер взлохматил его волосы, затрепетал полами дели. Он нуждался в этом: в этом пространстве, высоте, падении… Голод разрывал его, выворачивал внутренности, подбирался к горлу волной болезненных спазмов.
- Пан Кшиштоф, - произнес кто-то рядом. Наместник повернулся. Рядом стоял Желеньский.
- Что случилось?
- Немирич пропал.
- Как это? Не может этого быть! Когда?
- Похоже, что вчера. Не явился на смену!
Вилямовский замер. А потом вдруг вспомнил то, что несколько дней назад узнал именно от Немирича.
- Он, случаем, не собирался куда-нибудь? Говорил что-нибудь?! А не шел ли он, случаем… в Китайгород, чтобы добыть еды у какого-то армянина?
- Откуда мил'с'дарь об этом знает? Он… Должен был…
- Да знаю я, что он был должен… Черт его подери…
- Пан наместник. Этот армянин богатый. Я слышал… Что у него есть еда…
- Знаю… - тихо буркнул Кшиштоф. – Погоди-ка, мил'с'дарь. Я чего-нибудь придумаю… Да что за дьявол сидит в этом месте… Все там погибли. Мне это никак не нравится. И я доложил об этом… По-видимому, никто не обратил внимания. Ну, ничего. В случае чего, мы этого человека проверим.
- Я хочу есть.
Она стояла перед Кшиштофом в измятой одежде, на ее лице рисовалось безумие. Тот ничего не отвечал. И так любое ее слово впивалось ему в мозг, словно раскаленный гвоздь.
- Я в тебя верю, доверяю тебе. Я на твоей стороне. Это ты дал мне силы выжить. Ты велик… Но сделай хоть что-нибудь, прошу тебя…
Вилямовский молчал. А тогда она упала к ногам мужчины, охватив их руками. У нее даже не было сил плакать.
- Достань еды… Помоги мне… Я умираю… И я люблю тебя!
Люблю, люблю, люблю… Кшиштофу так сильно хотелось услышать это еще раз. Тем более, здесь, в этой чудовищной, обезумевшей Москве. Сколько раз он задумывался над тем, а скажет ли эти слова ему хоть какая-нибудь женщина. А после того, как услышал, готов был сделать все. Хотя голод и боль овладевали им.