Просчёт Финикийцев

Ауад ни за что на свете не оказался бы в этом убогом полуподвальном клубе с пьяным диджеем и дрянной акустикой, если бы репортер из мелкой газеты, чье имя забылось, не успев прозвучать, не назначил встречу именно здесь.

– Все будет пучком, расслабься, – сказал тот, пряча пачку стодолларовых банкнот во внутренний карман куртки, – девочку найди, потанцуй, они здесь сговорчивые…

– Когда выйдет номер? – спросил Ауад.

Ему было не до девочек. Тела разной степени привлекательности, лениво танцующие в свете цветных ламп, казались лишь препятствием на пути. Ауад чувствовал смутную тревогу, спасительный укол интуиции, который он уже научился отличать от прочих сигналов внешнего мира.

–Завтра утром, – сказал сочинитель грошовых новостей, – все, кого это может интересовать, узнают о твоей трагической гибели.

Ауад кивнул и направился к выходу. Теперь нужно позаботиться о том, чтобы собственная информационная смерть, дающая реальную свободу, осталась лишь на газетных страницах.

Когда двери в предбанник оказались совсем близко, а в душном полутемном зале повеяло сладкой свежестью морозного вечера, дорогу ему преградил некто высокий и квадратный, как московская новостройка. Ауад попытался уйти в сторону, но понял, что за спиной его пасут еще двое.

–Выйдем, – кивнул высокий, – побазарим на воздухе.

Разговор свелся к короткому удару в шею и довершающему пинку ногой под колено. Притоптанный липкий снег ринулся навстречу, окрашиваясь пятнами крови. Понять бы, кто они, от кого, и за что… Ведь даже в Бейруте почти со всеми можно было договориться.

– Чурка сраный, – сказал высокий, с удовольствием поддав ему под ребра носком ботинка, – будешь держаться подальше от моей девушки!

– Какой девушки? – спросил Ауад, прикрывая голову руками и сглатывая соленую теплую кровь.

Двое сзади хрипло захихикали.

– А тут всэ дэвушки – мои! – сказал высокий, передразнивая его акцент, – Быдло ты высокогорное, возвращайся в свой Чуркистан!

Именно это Ауад и собирался сделать: вернуться домой. Но сложно придумать более неуместный момент для объяснений.

Где-то наверху, за массивной фигурой высокого послышались крики и ругань. Очередное грузное тело выпало из дверей клуба, приминая и расталкивая толпящийся безучастный народ. Завязалась спонтанная возня, какую Ауад не раз наблюдал в подобных местах.

Он перегруппировался, незаметно достал из ботинка пропущенный вышибалами швейцарский нож. Покойный тесть любил «базарить», договариваться, решать проблемы и вести дела со всяким людским дерьмом, за что и поплатился жизнью. Ауаду договариваться не о чем. Только полоснуть этого бугая по лодыжке, перекатиться, подняться на ноги и исчезнуть тенью в холодном ночном лесу. Чтобы всё зависело лишь от скорости, стука собственного сердца и глубины дыхания, от страха, не позволяющего замедлить шаги, от холодного пота и колючего ветра в лицо. И от везения, которое светило над его жизнью ровно и неотступно, словно полуденное средиземноморское солнце, ни разу не заставив усомниться в защите Астарты Библской и прочих древних богов.

Снег был рыхлый, подтаявший. Легкие не по погоде ботинки увязали в нем, словно стремились дотянуться до центра земли. Ауад нёсся напрямик, мимо блестящих в свете луны стволов берез и осин, мимо влажных елей, сквозь цепкий хрустящий бурелом, поперек оврагов и лощин. Он считал собственные вдохи и выдохи, стараясь экономить силы, слышал стук колес электрички, бегущей где-то совсем рядом, за сугробами. Их было по-прежнему трое.

Он слышал, как первый выругался, споткнувшись о поваленное дерево, как хрипло и прокуренно кашлял второй. Третий же двигался неотступно, ступал бесшумно и точно, словно готовился к этой ночи всю свою жизнь.

«Я уйду от них», – сказал себе Ауад, – «мне не впервой!». Умирать было глупо, особенно сейчас, когда в кармане лежало завещание тестя, когда впереди ждала ленивая спокойная жизнь, уйма времени и средств, чтобы искать и найти человека, знающего правильный ключ. Но третий не отставал.

Ауад сжал в кулаке рукоять ненужного ножа, который он не успел убрать, когда послышался хлопок придавленного глушителем выстрела, и пуля воткнулась в снег, пройдя со свистом возле его уха.

Он не помнил, как оказался на станции, как вскочил на ходу в уходящую электричку, как рухнул на заплеванный пол в тамбуре, а грохот собственного сердца перекрывал стук железных колес. Астарта спасла его. Его всегда любили женщины, он и сам не знал, за что. В тусклом свете фонарей на крохотный миг промелькнула на пустой платформе фигура убийцы. Черная куртка, черные джинсы в обтяжку, прядь черных блестящих волос выбилась из-под шерстяной шапки. Колючий взгляд, полный застарелой ненависти, способной отравлять океаны.

Третий был женщиной. Ауад знал, что когда-нибудь встретит ее снова.

Глава 27

Москва,

Декабрь 1996