Просчёт Финикийцев

Ленка оглянулась по сторонам, открыла рот и протяжно завыла, удивляясь собственной смелости. Она чувствовала ликование и свободу, поверила на краткий миг, что торжество возможно, а справедливость досягаема.

Холодный ветер разнес их общее зло по пустырям и болотам, по заброшенным деревням, по остовам новостроек, по километрам железных дорог и непроходимого бурелома, по проводам и узлам, которым суждено развиться во всемирную информационную сеть. Зло вырвалось наружу и заполнило собой все не поддающиеся осмыслению пространства Вселенной. Ленка замолчала и вдохнула полную грудь холодного воздуха. Камиль улыбнулся.

Она говорила о себе столько, сколько не говорила никогда и ни с кем. Он же не рассказывал почти ничего. Десять лет назад он бежал от войны. Кочевал по Европе, пытался получить статус беженца. Где-то там встретил Полину, чей отец работал при советском посольстве. Камиль женился, оказался в Москве, без особых проблем получил гражданство. Через полгода Полина начала пить безудержно и отчаянно, а их брак стал похожим на покупку сигарет в ларьке у метро. Суешь в окошко деньги, получаешь красивую пачку с палеными Мальборо, произведенными где-то в Подмосковье.

Все это было еще одной историей о неблагополучной судьбе, какие Ленка слышала каждый день. Ее же собственный кризис выглядел куда глубже и противоречивей.

– Хватит прятаться в кокон и есть себя изнутри, – говорил Камиль длинным вечерами за чашкой капучино, – ты такая, какая есть. Тебе нужен парень, но это не делает тебя шлюхой. Ты боишься отца, но любая на твоем месте боялась бы. Зла в тебе ровно столько, сколько в любом нормальном человеке. Твое предназначение вовсе не в том, чтобы нравиться другим. Кричи. Борись. Существуй. Ты уникальна, как сама жизнь!

Ленка кивала, смотрела в эти черные глаза и таяла в лучах искреннего внимания. Сопротивляться собственной уникальности было выше всяких сил.

Она действительно умела угадывать слова и коды, причем сама не помнила, когда это началось. Она легко открывала домофоны и зимой заходила погреться в любой подъезд. Номера телефонов не выпадали из памяти. Если бы решение кроссвордов приносило прибыль, она стала бы миллионершей.

Ленка понимала, что это особый дар, но предпочла бы иметь нормального отца, или чтобы Олег отвечал на звонки. Но выбирать не приходилось. Она с детства жила в мире, где все важные решения уже были приняты, а все развилки остались в прошлом.

Она не собиралась обманывать Камиля, просто хотела, как лучше. Ей казалось таким естественным подыграть, помочь, рассказать именно те сны, которые он ожидал услышать. О горах на горизонте. О волнах, бьющихся об утес. Это была та самая ложь во спасение, которая, будучи обнаруженной, не оставляет иного пути, кроме как на крышу высотки или под колеса скоростного поезда.

Все закончилось в тот вечер, когда Камиль принес фотографию старинной монеты с надписью, которую Ленка не могла прочесть.

– Нужно сделать это сейчас, – сказал он, – у меня проблемы. Возможно, придется бежать.

Она честно пыталась, но это было сложнее «Поля чудес», игры «Есть контакт!» и домофонов.

Камиль изменился. Он не грубил ей, и по-прежнему не осуждал. Просто поднялся с места и спросил устало, зачем она врала. Ленка хотела всё объяснить, но не могла произнести ни слова. Из ее стеклянной банки кто-то выкачал воздух. Неужели это не понятно так? Неужто это грех – казаться чуточку лучше и достойней? Ведь он сам обещал, говорил о теплом море, и бугенвиллиях, яблочном дыме кальяна и вежливых радушных людях, которые зачем-то бросали друг на друга бомбы и отправляли парней с калашами зачищать лагеря беженцев, называемые «очагами сопротивления»…

– Я не могу взять тебя с собой, – сказал он, – ты не та, кто мне нужен.

– Но я же пыталась… – прошептала Ленка.

Он закурил и молча вышел в глухую зимнюю темноту.

Ленка не ждала новогоднего чуда. В этой жизни уже не случится ничего нового. Она последний раз посмотрела вверх, пытаясь дотянуться до того, кто рассудит, объяснит, и укажет верную дорогу. Но если даже Олег не снимал трубку, какая может быть надежда на трансцендентальные сущности? Никому нет до нее дела. Одна лишь смерть притаилась невзрачной железной дверью в конце коридора.

Ленка застегнула пальто, завязала потуже хвосты шерстяного шарфа и поднялась на парапет. Точка выхода. Конец, который всегда начало. Одним маленьким шажком она разгерметизировала свою стеклянную банку.

Глава 28

Городок у берегов Итальянской ривьеры,

Июнь 2005

Мы стояли втроем на пирсе и наблюдали, как турист-недотепа на борту прокатной яхты уже в четвертый раз роняет в воду швартовый трос. Ветер гнал волну, возводя задачу бедолаги в разряд невыполнимых. Я легко представил себя на его месте. Мне близки бесплатные клоуны и их проблемы.

– Неспроста это называется «Средиземноморская швартовка», – сказал Ауад, – чтобы преуспеть в ней, нужно родиться у этих берегов.