Просчёт Финикийцев

Было здорово лежать на теплом деревянном настиле и рассматривать звезды, выискивая тайную закономерность в их яркости, расположении и времени появления на небосклоне. Многие предавались этому незатейливому развлечению с начала времен. Лишь я один знал точно, что никакого шифра нет, что звезды легли на небосклон случайно, и ничего не значат ни в моей судьбе, ни в чьей-либо чужой.

Мелкие волны плескались о корму, гулкая тишина веяла влагой, пустотой и надеждами. Я думал о Карле, прекрасно понимая, что скорее всего не встречу ее снова. Она осталась одна у бетонной пристани, чтобы всматриваться горизонт, ожидая вовсе не моего возвращения. Словно финикийский купец, я ушел в море заключать сделки, строить колонии и спасать нецивилизованный мир от самого себя. Мои шансы вернуться ничтожны, как и шансы, что она обрадуется мне. И все же мысли о ней были моей единственной связью с берегом, огоньком свечи в окне маяка, ключом пресной воды, по просчету мироздания оказавшимся на дне океана.

Мое место вскоре будет занято. Найдется другой парень, от которого Карле будет что-то нужно, и с которым она станет проводить дни и недели. В Париже я насмотрелся на этих «других». Они возникали вокруг нее, как голуби вокруг человека с булкой в руке, наивно полагая, что тот собирается бросать крошки. Карла не давала ни малейшего повода, никогда не кормила голубей. Они заглядывали в глаза, улыбались широко и настойчиво, подносили зажигалки, предлагали подвезти и угостить бокалом вина, рассказывали о своей жизни и работе, хотя она не задавала вопросов. Стоило мне отойти в сортир в каком-нибудь кафе, как возле нашего столика материализовался очередной красавец, к которому Карла была все так же стойко и последовательно равнодушна.

Но рано или поздно, по закону бытия, найдется правильный «другой». Необязательно хороший, достойный и заслуживший. Просто парень, который впишется в представления Карлы о крышке и кастрюле. Отвечающий на неведомые нужды ее заточенной в строгий футляр отчуждения души. Сумевший взломать шифры, к которым я не подобрал ключ. Способный растопить вековую мерзлоту, расколоть пуленепробиваемое стекло и вызвать искреннюю улыбку на этих цинично изогнутых губах. Он будет непохож на меня. Я вообще к этому всему больше не имею отношения, она наверняка уже забыла, как меня звали. И все же, глядя ночи напролет в хаотично разбросанные по небу звезды, я думал о Карле.

После обеда Ауад надолго завис в рубке и вернулся хмурым.

– Давление падает, – сказал он, – сюда идет чертов циклон. Придется вернуться на берег.

Я изо всех сил старался не закричать от радости. Пусть меня давно уже не мутило, пусть не было ничего романтичней незапланированного морского перехода, я хотел на сушу так же сильно, как и в первый вечер.

– Чертова береговая охрана, – вспомнил Ауад, становясь еще мрачнее, – прицепились к этим просроченным сигнальным ракетам. Какого хрена они знали, где именно нас искать?

Он посмотрел на меня, я посмотрел на него.

– Что ты раскопал для той бабы?

– Только координаты, давно уже не актуальные, и несколько паспортных имен.

– Это хреново, парень. Беда даже не в том, что какая-то красотка на меня охотится, я против красоток ничего не имею. Беда в том, что она может кому-то что-то рассказать.

Суффеты боялись огласки, Ауад боялся огласки. «Это эпидемия», – подумал я.

– Нам надо поспешить, лучше всего закончить с этим сегодня.

Он позвал Хасана, и вдвоем они принялись настраивать паруса.

– Сколько раз тебя пытались убить? – спросил я два часа спустя, когда мы шли к берегу, поймав косой бодрый ветер и оставляя за кормой пенный след. От этой скорости, свежего ветра и брызг в лицо, а особенно от перспективы вскоре оказаться на суше, у меня улучшилось настроение. Иначе я ни за что на свете не решился бы задать настолько бестактный вопрос. Но Ауад не смутился.

– Раз пять точно, – сказал он с достоинством, – я не сразу понял эту фишку с информационным полем. Когда сидишь тихо, тебя почти невозможно найти. Людей и вещей, о которых никто ничего нигде не писал, считай, что и не существует вовсе.

Я вспомнил, что не понимаю до конца, каким образом Карла нашла меня в Джерси. Неужели виноват Райзман, Джей и его родственники? Впрочем, виноват я сам. Надо было продолжать сидеть тихо.

– В России они меня почти грохнули, – сказал Ауад, – один скучающий старичок оказался чертовым писателем и включил меня в свою нетленку. Я конечно не сразу догадался, что это суффеты, думал просто шпана местная, как обычно, делит человечество на своих с чужими. Мне вообще размышлять было некогда, пришлось бросить все и бежать так быстро, как только я мог.

Он покачал головой и усмехнулся.

– И в буквальном смысле тоже…

Москва,

Декабрь 1996

Снег был рыхлый, подтаявший. Каждый шаг оставлял в нем глубокие хлюпающие следы, похожие на глаза плаксивой девицы. Слишком много информации, слишком широкая полоса, слишком многие что-то знали. Впрочем, их было всего трое, а это уже давало хоть эфемерный, но шанс.