Просчёт Финикийцев

Когда я вынырнул, Хасан Хасан, казавшийся еще более высоким и внушительным, если смотреть снизу, заводил дизельный мотор. За неделю, что мы провели в море, он выкидывал этот фокус трижды: отплывал на сотню ярдов и делал вид, что бросает нас одних. Несмотря на однообразие Хасановского юмора, перспектива остаться навсегда среди этой похожей на рекламу райского отпуска бескрайней синевы заставляла меня отчаянно барахтаться, покрываясь холодным потом.

Ауад рассмеялся, крикнул вдогонку что-то по-арабски и принялся грести неторопливыми сильными движениями, ни на секунду не сомневаясь в собственном бессмертии и преданности старого друга. «Мы многое прошли вместе», – сказал он мне однажды, – «Я доверяю ему больше, чем себе».

Хасан сбавил ход и развернул яхту боком, чтобы наблюдать, ухмыляясь, как мы силимся вернуться на крохотный островок цивилизации среди древнего моря.

– Знаешь, за сколько времени эта штука уходит ко дну? – спросил Ауад, когда мы устроились на привязанных к канатным уткам спасательных кругах, – Три минуты, парень. Всего три минуты, чтобы спустить надувную шлюпку на воду и подготовить собственную задницу к многодневному дрейфу под дождями и солнцем. Жизнь только кажется стабильной. Наш мир – чертова иллюзия.

– А что не иллюзия?

– Бессмертие, – ответил он сходу, – вполне реальная вещь.

– Но что в том бессмертии хорошего? Все игры пройдены, все фильмы просмотрены по два раза…

– Для тебя жизнь – фильмы. Человек слишком мало успевает пережить и понять за отведенные ему годы, вот и приходится заменять личный опыт байками, штампами, да грошовой житейской мудростью. Даже то время, что у нас есть, растрачивается на борьбу за выживание, склоки и выстраивание иллюзий. А ты представь себе, что работать не надо. Выполнять бессмысленные ежедневные рутины – ни к чему. Незачем приносить кому-то пользу. Напротив, все что создано богами, должно приносить пользу тебе.

Когда перестаешь заботиться о времени и месте под солнцем, приходят истинные желания, верные мысли и реальный опыт. Не эти миллион раз перепетые киношные сюжеты, в которые мы прячемся от безнадеги, а настоящая жизнь, свободная от спешки и суеты, от стыда за собственные поступки или намерения, от зависти, сожалений и лжи. Бессмертие, кроме собственно бессмертия, дает огромную свободу.

– Ну, не знаю…

– Правильно! Озмилькар и второй, как его там, сами будучи бессмертными, заботятся о том, чтобы ты ничего не знал. Чтобы лебезил перед начальством, в надежде на прибавку к зарплате. Стеснялся позвать в постель симпатичную девушку. Набивал себе шишки в попытках разобраться, что к чему. А когда настанет время уходить, все твои знания предсказуемо обнулятся, чтобы шишки набивали другие. И так из поколения в поколение, во славу вечного воспроизведения материи и преумножения мирового порядка… Пойми, парень, суффеты отработали свое, их давно пора списать на свалку!

– И замутить глобальную революцию во главе с команданте Мансури?

Ауад фыркнул, но было заметно, что эпитет ему льстит.

– Просто вернуть то, что полагалось нам и так.

– Свободу, равенство, братство?

– И вечную жизнь.

Хасан бросил нам с палубы по банке пива. Солнце бессовестно жгло мой лоб, грудь и плечи, а соль разъедала губы и норовила попасть в глаза. Какое, к чертям, бессмертие, если человеческое тело едва ли приспособлено даже к теплому средиземноморскому климату? И сколько неудачников приняли мучительную смерть от жажды и перегрева в этих водах, давших жизнь цивилизациям древности…

– Все, что требуется от тебя – прочесть полторы сотни знаков никому не доступного шифра. Вовсе не высокая плата за уникальные знания и мое гостеприимство.

– И тогда все люди станут бессмертными?

– Для начала только я один. Этого достаточно, чтобы пнуть под зад суффетов.

– Так вот почему они хотят тебя убить.

– Им нужна одна необычная золотая монета. Она могла проваляться под землей еще уйму времени либо вообще никогда нигде не всплыть. Или ее нашел бы кто-то другой, менее везучий. Но они не могут найти и изъять из этого мира объект, про который никто не знает, где он находится.

– Но ты знаешь.

– Меня прикрывает Астарта, кем бы она ни была.

Ауад допил пиво, покрутил в руке банку, раздумывая, стоит ли вернуть ее на борт или отпустить в свободный дрейф.

– Понимаешь, почему мы с тобой должны держаться вместе? У меня есть монета. Ты знаешь ключ. Мы оба для них как гвоздь в заднице. Если мы не уничтожим их, они уничтожат нас.

– Логично, – согласился я.

Но была еще Карла Валетта.

За неделю я освоился на яхте, запомнил, что где находится и как работает. Научился вовремя пригибаться, чтобы не получить по затылку поперечной мачтой, которая, как выяснилось, называется «гик». Мне даже доводилось оставаться «на вахте», бодрствовать до рассвета, пока двое ливанцев храпели в каютах, убаюканные ночной прохладой и покачиванием спокойного моря.