Он улыбнулся, указал широким жестом на кресло, стоявшее у высокого темного окна.
– Садись, Эндрю Дж. Розенталь. И приготовься узнать нечто такое, о чем на Земле знают всего несколько человек. Хочешь кофе?
– Конечно. Две ложки сахара и побольше сливок.
Стекло озарилось светом и превратилось в панораму Парижа. Примерно, как вид с нашего балкона в номере, только без застящих соседних домов.
– Нравится? – спросил он, и не дожидаясь ответа взмахнул рукой.
Париж ненавязчиво растворился, перевоплотившись в утыканную башнями береговую линию южного Манхеттена, с длинными тенями, вертолетами в небе и свинцовым заливом вокруг. Позволив мне глазеть на это пару секунд, он снова сменил картинку и мы оказались на крыше невысокого каменного здания у моря.
До боли яркое солнце окрашивало мелкие волны в линялый серо-голубой оттенок. Обшарпанные рыбацкие лодки покачивались у бетонной пристани. По узкой односторонней улице вдоль набережной, обгоняя разбитые ржавые грузовики, промчался ярко-желтый Ламбурджини. Бородатый мужик в тапках и длинном черном халате продавал кофе с телеги, украшенной неопрятной бахромой. Он выкрикивал зычным голосом, рекламируя свой товар, и отмахивался от мух сложенной вдвое газетой. Полуразрушенная крепостная стена скрывалась под горстью одноэтажных домишек с плоскими крышами, на которых мужики в белых майках курили кальян.
– Где мы? – спросил я.
– Все там же, на Монмартре, – ответил он, – а это Библ, блистательный мегаполис древнего востока. Место, где зародилась западная цивилизация. Финикия – страна, о которой известно слишком мало, и выдумано слишком много ерунды. Не беда, что сейчас Библ грязен и убог. Физический мир – лишь иллюзия, помнишь?
Я хотел спросить, зачем было ехать на метро до Ля-Дефанса, если офис помещается в кабинке лифта, когда блондинка принесла кофе. На отдельном блюдечке лежал круассан с шоколадом.
– Знаешь самый надежный способ защитить информацию? – спросил Озмилькар.
– Скрыть сам факт ее существования.
– Верно. Непростая задача, тебе ли не знать. Мы вроде как не существуем, и в то же время находимся в любой точке времени и пространства одновременно. Эту комнату можно материализовать за любой дверью, хоть в сортире, хоть в шкафу, хоть завтра, хоть тысячу лет назад. Была бы необходимость. Люди, работающие на нас, считают, что их завербовали спецслужбы, ведущие секретную разработку способов манипуляции сознанием.
– А что вы делаете на самом деле?
– Сейчас просто поддерживаем. И хотим, чтобы так и продолжалось.
– Поддерживаете что?
– Систему, разумеется. Все, что люди знают о Вселенной – Система. С уровнями доступа, потому что если все будут знать всё, наступит полный Армагеддон. За одну жизнь много узнать невозможно, но люди научились записывать. А следующие поколения – написанному верить, как правде в последней инстанции.
– А что, не надо верить?
– Надо, конечно. Это все, что вам остается. А мы уже позаботимся, чтобы лишнее из Системы исчезло.
Он взмахнул рукой, и на экране появилось морское дно с затонувшим кораблем, стайками рыб и амфорами, наполовину засыпанными песком.
– Знакомо, не так ли?
Я молча жевал круассан. Понятие «слишком много информации» только что вышло на новый уровень.
– Знаешь что такое «левантизм»? – спросил Озмилькар, – Он же принцип «если работает, ничего не трогай». Наше изобретение. Пришлось слишком много пахать, чтобы стабилизировать этот мир, и мы больше не хотим перетруждаться. Да, бывают баги, иногда система зависает и приходится ее перегружать. На днях мы даже вернули ее на полгода назад, потому что не знали, в чем проблема.
– Не понял, – сказал я, – это вроде как с Windows-98?
– Это метафора, чтобы тебе было понятней. Но тогда уж представь себе Windows XP до выхода первых патчей. Стабилен, но не без изъянов. Не без вас, красавцев, с которыми непонятно, как поступить.
– Без каких таких «нас»?
– Отдельных представителей человечества, которые неизвестно почему имеют больше доступа, чем должны. Сначала вы угадываете пароли и ключи, лихо решаете кроссворды. На этом все может закончиться, и тогда трогать вас не надо. Но бывает, что вы выходите из-под контроля и начинаете угрожать стабильности.
– Например?
– Обещаете какой-то мрази достать за неделю пять тысяч евро, не соображая, что мразь после этого потребует еще и еще. Нам, конечно, плевать на деньги, но их оборот в мире должен происходить по отлаженным алгоритмам, иначе будет бардак. Кроме того, мразь рано или поздно узнает, как именно ты это делаешь, а вот этого мы уже совсем не хотим. Как и возвращать систему во времени. Это адская дополнительная суета, а суетиться мы не любим. Предпочитаем пить кофе и смотреть порнуху в интернете, если продолжить метафору.
– А что бывает, когда вы возвращаете систему во времени?
– Для людей – ничего не бывает. Они не помнят, что однажды уже прожили этот отрезок.
– То есть, если вы вернете мир, скажем, на три недели назад, я не встречу Карлу и не буду об этом помнить?
Он кивнул.