Просчёт Финикийцев

– Да, – сказала Карла, – забыть. Боль, унижение, собственное бессилие, глухую тоску. Но человеческая душа устроена сложнее серверов в Аризоне. Однажды я встретила человека, который предложил мне то, что казалось невозможным. Альтернативную биографию, с которой я смогу прожить до старости, уверенная, что это и есть моя жизнь. Стать обычной теткой с банальными проблемами. Не знаю, поймешь ли ты, но я не могла отказаться.

– Тебе предложили убивать людей взамен на уничтожение воспоминаний? Но почему именно тебе?

– По их мнению, у меня есть способности. Каждый для чего-нибудь да сгодится.

Под мостом снова прошел корабль, на пару минут заглушив шумы города призывным воем клубной музыки.

– Они приказали тебе избавиться и от меня тоже?

– Не знаю. Мне нужно ждать.

Иллюзия душевного родства, которую я выстроил из самообмана, горечи, вожделения и никому не нужной неразделенной любви, трескалась прямо здесь, на серой каменной набережной, по иронии известной, как одно из самых романтичных мест на планете.

– Я не хочу тебя убивать, – сказала Карла.

– Но что мы можем сделать? Обманем всех и уедем в закат?

Она поднялась со ступеней.

– На некоторые вопросы до поры лучше не выяснять ответ.

Глава 13

Я знаю о нем даже больше, чем принято знать о лучших друзьях и близких родственниках. Номер его банковского счета, адрес электронной почты и название яхты, на которой он живет. Она прописана в порту одного из курортных городов на Средиземном море. У него нет сотового, но есть рация и навигатор. И две девицы, и какой-то странный парень, который безвозмездно выполняет его поручения. Судя по сумме в фунтах стерлингов, которую он платит за депозитную ячейку в Лондоне, там хранится нечто ценное. Возможно, самое дорогое, что у него есть.

«Похоже, придется позвонить агенту», – думал я, шагая по мосту вслед за Карлой. В конце концов, в чем трагедия – поработать немного на федералов? Платить будут больше, чем Джей. Подпишу, не читая, пачку деклараций о неразглашении, накоплю на нормальную тачку, поступлю в колледж, чтоб его. Скорее всего они не станут сильно журить меня за Райзмана, да и всегда можно все объяснить, раз такое дело. Я слишком задержался в Европе, ведь знаю же, шестым чувством чую, что мое место не здесь.

В последний раз открыв Винсов ноут, я подождал, пока загрузится система, и придвинулся к Карле, чтобы она смогла заглянуть в экран. Чуть заметно шевеля губами, она вчитывалась в строчки цифр, имен и адресов. Прядь ее волос выбилась из прически и коснулась моей руки. Это нечестно. Я только что собирался перехитрить ее и сбежать, а теперь снова думаю черт знает о чем, и уж точно не об Ауаде Мансури.

– Я запомнила, – сказала Карла отстраняясь, – можешь уничтожать.

– Уверена?

Она кивнула, и я запустил утилиту.

Бессмысленность моей работы, как и любой другой работы, если смотреть в масштабах вечности, может быть замерена в процентах и наглядно выведена на экран в форме полоски буфера и вертящихся песочных часов.

– Что теперь? – спросил я, когда жесткий диск был зашифрован таким длинным ключом, что даже мне надоело бы его вводить.

Она подошла к парапету.

– Это хороший компьютер, Карла, его можно отформатировать и…

Она молча взяла ноут у меня из рук и бросила в мутную воду. Бессмысленность проделанной работы с тихим всплеском ушла на дно, а поверх нее проплыл речной трамвай с толпой туристов на палубе.

Самир приветливо улыбнулся, сверкнув двумя золотыми зубами и одним платиновым, вышел из-за стойки и поцеловал Карле руку. Как и в прошлый раз, мы оказались единственными его клиентами. Заведение было так ловко спрятано среди похожего на восточный базар скопления вывесок, мелких лавок, мастерских и закусочных к северу от бульвара Клиши, что найти его, не зная точного адреса, казалось невозможным.

Мы заняли один из трех столов, застеленных чистой газетной бумагой, с трудом втиснутых в комнату с потолочным вентилятором, засиженным мухами телевизором и плакатом на стене. Хозяин принес пепельницу и лимонад в пластиковой бутылке за счет заведения, а потом скрылся на кухне, отделенной бамбуковой занавеской. Пока мы сидели, принюхиваясь к запаху жареного мяса, я рассмотрел плакат. Там был изображен флаг Ливана с кедровым деревом на белом фоне и плачущая женщина, воздевшая руки к небу. Поперек груди женщины шла угрожающая надпись арабской вязью, из которой я разобрал только восклицательный знак.

– Не нравится мне это, – сказала Карла.

– Что именно?

– Самир. Он сегодня какой-то не такой.

– Ну, может, ему вечером косяк левый попался, вот он и…

Дверь открылась, и с улицы зашли двое. Неприметный парень атлетического сложения в джинсах и черной футболке, а за ним лысеющий мужик лет пятидесяти, в мятом пиджаке в клетку и с огромным пузом, нависшим над ремнем брюк. Они могли бы сойти за двух туристов, желающих недорого пообедать, если бы парень не держал наготове дробовик, взведенный и снятый с предохранителя.