– Я знаю этого парня! Это же Мачете!
Глория тут же расплакалась. Потом она объяснит, что не сдержалась, увидев, как изменился президент при встрече со мной. Обама был так восхищен, что нарушил правила этикета. Он оказался клевым и легким в общении человеком, мы как будто знали друг друга много лет. Ребята из Секретной службы переживали, что президент выбивается из графика, болтая со мной, но сам Обама не обращал на них внимания.
Выйдя со встречи, я позвонил Гилберту.
– Гилберт, я видел президента!
– Круто, пап, – отстраненно ответил он.
Потом я услышал в трубке чей-то чужой голос. Оказалось, во время разговора Гилберт тусовался на пустыре у цирка – злачном месте для местных наркош – и толкал какому-то бездомному детское питание, напичканное остатками кокаина.
– Он уже внутри? – спросил парень.
– Да, просто ешь, – ответил Гилберт, и связь прервалась.
Я был так рад услышать сына и тут же скис, осознав, что он опять шатается с подозрительными типами.
Я уже много лет был готов к тому, что однажды Гилберт не возьмет трубку, потому что будет мертв. Он передознется, повздорит не с теми парнями, у него начнется сепсис. В тот раз он ответил, но это ни хрена не значило, что он в безопасности. Готовясь к худшему, я сам признавал, что шансы на выживание у моего сына ничтожные. Легче от этого не становилось.
Моя жизнь превратилась в американские горки. Трезвость свела меня с президентом страны, который знал мое имя, а мой сын в это время мешал крэк с детским питанием.
Но потом произошло первое чудо – Даниэлла избавилась от зависимости. Это далось ей нелегко. В то время она жила в доме моей матери со своей кузиной Кристиной и девочкой по имени Молли. Однажды Даниэлла ширнулась в ванной, легла спать, и у нее случился передоз. Ее нашел Джон Уэсли Хардинг – милый маленький терьер. Пес побежал в спальню Кристины и прыгал по ее кровати, пока та не проснулась и не пошла проверить, что так взволновало собаку. Кристина подняла Молли, они затащили Даниэллу в холодную ванну и сделали ей искусственное дыхание. Потом Даниэлла позвонила Мари и попросила у нее денег.
– Иди ты в жопу, – ответила Мари. – Ты отправляешься на реабилитацию.
Сначала она позвонила 911, а потом мне.
Когда я приехал к дочери в реабилитационный центр, то услышал, как изменился ее голос. Я понял, что тот самый момент наступил. Она наконец-то устала от зависимости. Я не терял надежду, и мои молитвы были услышаны. С тех пор она была чиста и стала сильной, независимой девочкой, которой должна была быть всегда.
Но Гилберт все еще сидел на игле.
Мы с Мэйв часто его обсуждали, еще чаще она из-за него плакала. Мэйв была уверена, что Бог не проявит такой щедрости и не позволит обоим нашим детям исправить свои ошибки. Она не верила в Его любовь. Но я знал, что рано или поздно Он справится.
Тем временем Гилберту становилось все хуже. Он терял разум, у него начался абсцесс. Он был так болен, что даже реабилитация могла ему уже не помочь.
Мэйв не могла спокойно работать и нормально жить. Когда-то давно я пообещал позаботиться о ней и свое слово держал.
Она оказалась сильнее, чем сама думала. За несколько лет до этого, когда Гилберту еще было не так хреново, она рассказала мне, как сложно получить места в школе для младших сыновей.
– Надо быть адвокатом, чтобы разбираться в этом дерьме! – досадовала она.
– А почему бы тебе не пойти учиться на юриста? – предложил я. – Я буду платить за твою квартиру и помогу с обучением.
Она так и сделала. Днем работала медсестрой, а по вечерам ходила в юридическую школу. Когда Мэйв сдала экзамены, мы все пришли на вручение дипломов в Пасадене, и в этот раз сами оделись торжественно: Даниэлла, Гилберт, малыш Дэнни, Тео, Сэмюэль и я сам. Мы наконец-то стали семьей, которой пытались казаться в Венисе.
Когда Мэйв вызвали на сцену для вручения диплома, она нашла меня взглядом в толпе и шепнула: «Спасибо». В тот момент я почувствовал себя мужчиной, которого во мне всегда хотел видеть отец.
Гилберт был чист уже несколько недель, когда его мать сдала экзамены, но напоминал скелет. Сразу после церемонии он опять подсел на дурь и исчез. Потом он позвонил мне и попросил немного денег на еду. Я встретился с ним на заправке в Вест-Сайде и протянул сто баксов. Я надеялся, что мы поговорим, но он уже получил, что хотел, и тут же сбежал. Потом позвонила Даниэлла и спросила, как там брат.
– Живой. Дал ему чутка денег.
– На что? – спросила она, и я по голосу понял, что она не одобряет.
– Всего сотню. Парню надо есть.
– Пап, не надо было этого делать. За сотку он возьмет дозу, номер в отеле и проститутку.
– Серьезно? Все это – и за сотку?
– Несмешно, – отрезала Даниэлла. – Ты его убиваешь.
Она была права. Гилберт не хотел разговаривать, не хотел, чтобы я его спасал, ему нужны были только деньги. Я прекрасно знал, как ведут себя наркоманы, когда зависимость глубоко пускает в них корни. Мое сердце снова разбилось, но я был рад даже таким возможностям повидаться с сыном.