Преступление, искупление и Голливуд

– Джордж, ты где? Клуни, прекращай! – вопил я на весь коридор.

Медсестрам пришлось привязать меня к каталке. Я и правда был не в себе.

Двенадцать часов спустя я открыл глаза и увидел перед собой мелкого доктора-индуса в слишком тесном костюмчике. В руках он держал медкарту. В палате были и Гилберт с Даниэллой.

Доктор спросил, как меня зовут.

– Орвил Стип, – ответил я. Этот псевдоним я всегда использую при заселении в отель.

Доктор удивился.

– Это его прозвище, – успокоил коротышку Гилберт. – Не дурачься, пап, тут все серьезно.

Только тут я заметил, что с обеих сторон от моей головы тянутся толстые трубки с кровью внутри. Они были похожи на те дурацкие шапки для пива, которые придурки носили в семидесятых.

– Это еще что за хрень?

– Кровь, выходящая из вашего мозга, – ответил доктор. – Пожалуйста, отвечайте на мои вопросы.

– Ладно.

– Как зовут президента?

– Муаммар Каддафи.

– Это не шутки.

– Пап, посерьезнее, – попросила Даниэлла.

Я моргнул. Было странное ощущение.

– Но я с ним тусовался!

– Как его зовут?

– Э… Э… Черный мужик! Приятель мой!

Доктор подозрительно прищурился. Я подумал: «Черт, мужик, дай мне фору, у меня кровь из башки хлещет!». Я на полном серьезе не мог вспомнить имя Барака Обамы.

– Обама!

– Не нужно разыгрывать своего нейрохирурга, – покачал головой доктор. – Я ни из кого еще столько крови не выкачивал. Большинство людей с такой травмой заснуло бы вечным сном. А вы еще и летали? Безумие.

В больнице я провел несколько недель и все это время молился. Видимо, кровоизлияние произошло, когда я упал на ступеньках. Но я знал, что у Бога на меня другие планы.

На больничной койке у меня было много времени, чтобы подумать о жизни. Я не был прикован к одному месту так долго с тех пор, как сидел в одиночке. В каком-то смысле мой опыт за решеткой помог мне легче перенести больничное одиночество, но рано или поздно я должен был вернуться к работе. Проблема была в том, что у меня отказали ноги. Я не мог ходить. Операция, которая спасла мне жизнь, нарушила мое чувство равновесия и повлияла на память. Спустя несколько недель в этой больнице меня перевезли в Нортридж, в другую – в больницу Святого Иосифа в Бербэнке. Вокруг было полно пациентов с видимыми последствиями удара. Я поверить не мог, что оказался среди них.

Мне выдали трость и приставили ко мне пожилую медсестру. Она все время терлась рядом, когда я пытался таскать свое бренное тело по коридору, и трындела всякую чушь типа: «Вы сегодня отлично справляетесь, мистер Трехо!».

Я бесился и рявкал на нее:

– Да отойди ты в сторону!

– Я обязана сопровождать вас, иначе потеряю работу.

– Слушай, у меня ничего не получится, если ты будешь ко мне липнуть.

Тут она так испугалась, что я даже слегка подобрел и позволил ей болтаться у себя за спиной. Каждый день я упрямо наматывал круги по внутреннему двору больницы. На моем этаже был небольшой спортзал – там я тоже ходил, еле перетаскивая ноги, и матерился, когда встречал свое отражение в большом зеркале.

– Давай, ублюдок! Слабак!

Я никогда так на себя не злился. Мое тело никогда меня не подводило. Когда я боксировал, мои ноги выделывали чудеса, я мог бегать, прыгать – просто двигаться. А теперь был не в состоянии пройти и пары метров без трости.

Однажды в зале я заметил старика с такой же палочкой, как у меня. Он стоял не шевелясь и молча наблюдал, как я костерю себя на чем свет стоит.

– Мы справимся, землячок, – сказал я ему.

Он выдавил слабое «ага» краешком губ. Я понял, что он уже не выкарабкается и мысленно взмолился: «Господи, не дай мне стать таким же».

Я понимал, что должен бороться, поправиться и вернуться к работе.

Стиснув зубы, я поковылял еще на один круг.

Глава 33. Тако от Трехо, 2015

К моменту выписки из больницы я уже без труда ходил по спортзалу. Доктора с трудом верили своим глазам, а моя медсестричка очень мной гордилась.

– Работа никуда не денется? – спросил ее я.

– Нет, но с вами было непросто!

Когда я вернулся домой, позвонила Глория и сказала, что Сникерс хочет снять меня в своей рекламе для Супербоула[59] в духе «Семейки Брэди» с моим старым приятелем Стивом Бушеми. Супербоул был большим событием. Я знал, что его будут смотреть по всей стране. В рекламе я играю «злую» версию Марсии, которая откусывает кусочек сникерса и снова становится собой – милашкой и прелестницей. Глория беспокоилась, что мое самочувствие помешает мне принять участие в проекте.

– Вот еще, я справлюсь.

Научившись заново ходить, я уже ничего не боялся. Во время съемок один из представителей «Сникерса» сказал мне:

– Дэнни, мы пригласили тебя не потому, что ты крутой, а потому, что тебя любят.

Я чуть не разревелся. Бог только что спас мою задницу от последствий кровоизлияния, и вот я уже снимаюсь в рекламе для Супербоула.

В то же время Гилберт показал мне фото огромного граффити с моим лицом в какой-то филиппинской деревне. Я подумал, что это круто, но потом Гилберт объяснил, что это не просто рисунок.

– Пап, ты стал частью коллективного сознания.

* * *