Преступление, искупление и Голливуд

Марио, Мари и Глория уверили меня, что все устроят, так что мне не нужно было мчаться на ближайший самолет. Мари успокоила меня – она сказала, что похороны уже организованы, и я могу остаться на площадке. Продюсеры выдохнули. Актерство, может, и дурацкая работа, но вот бюджет и график – вещи довольно серьезные. Съемки «Маппетов» были на финишной прямой, и если бы я сорвал сроки, потери составили бы миллионы.

Я никогда не забуду этот день – 21 марта 2013 года.

Я вернулся к работе. На площадке уже знали, что моя мать скончалась. Ко мне не лезли лишний раз, все вокруг ходили буквально на цыпочках. Я наверняка казался им бездушной глыбой, потому что молчал и не проронил ни слезинки. Матушка наверняка бесилась, глядя на меня с небес.

«Маппеты 2» – это мюзикл с песнями и танцами. В ту неделю мы снимали номер «Большой дом», где Тина Фэй (гениально сыгравшая тюремного охранника) проводит Кермиту тур по Гулагу в Сибири, а мы с Рэем Лиотта ее сопровождаем. Все начинается за стенами лагеря, Тина поет: «Это лучший в России государственный отель, мы очень гордимся нашими необычными клиентами» и отвешивает мне оплеуху. Потом в коридоре она продолжает: «А это столовая, меню очень скромное, повар делает с едой незаконные вещи. Хватай стул, попробуй нашу знаменитую кашу! В «Большом доме» ты никогда не будешь один». Я хватаю Кермита и несколько раз прикладываю его мордой об стол. Я раньше никогда не пел и не танцевал на камеру. Этому балагану надо было отдаваться полностью, а я умирал изнутри.

Перед съемкой сцены в столовой кукловод Стив Уитмайр подошел ко мне с Кермитом в руках, приблизил его к моему лицу и сказал:

– Жаль твою матушку, Дэнни.

Стив неизменно следовал главному правилу кукловодов: работая с куклами, всегда оставайся в роли. Повинуясь рукам Стива, Кермит сморщил свою маленькую рожицу, и на ней отразилось столько искренних эмоций, что они пробились до самого эпицентра боли, которую я так старательно сдерживал. Хотя помощник режиссера уже был готов крикнуть «Мотор!», я тут же свалил с площадки и побежал в туалет. Как только дверь закрылась, я разревелся. Я не испытывал подобного со дня смерти дяди Гилберта. За мной зашел Рэй и молча подождал, пока я приду в себя. В кино мы с ним играли суровейших ублюдков, но ничто человеческое было нам не чуждо. Рэй помог мне вернуться на площадку, и мы продолжили петь и танцевать в компании куклы-лягушки.

Я до сих пор уверен, что это моя мать надоумила Кермита ляпнуть что-то подобное.

Мы похоронили ее рядом с могилой отца в Сан-Фернандо и устроили красивую прощальную церемонию. Гилберт все еще сидел на игле. Даниэлла чувствовала себя не лучше, но все равно приехала. После смерти матери на меня навалилась куча дел, и я не знал, за что хвататься: что делать с домом, ее одеждой, с посудой на кухне. Даниэлле было всего двадцать три, но я никогда не забуду, как решительно она сказала:

– Пап, я позабочусь о доме, я все решу. Я сама все сделаю.

Потом она часто вспоминала, как я вздохнул после ее слов – с огромным облегчением, скорбью и сожалением.

Я прямо там отдал Даниэлле дом своей матери. Дом, в котором она угощала меня молоком и печеньем, на заднем дворе которого я закопал дробовик и гранату. Дом, который был таким холодным в детстве и стал мирным и теплым, когда я повзрослел.

Проблемы наших детей подкосили Мэйв. Она уже не выдерживала все эти взлеты и падения. Она почти не могла работать, а на руках у нее оставались двое маленьких сыновей. Я тоже чувствовал себя разбитым. Я не знал, что будет дальше, но у Даниэллы хотя бы появился дом. После похорон Мэйв сказала мне:

– Не знаю, как ты со всем этим справляешься.

На плаву меня держала только вера.

Гилберт в то время был бездомным. Его шмотки и барахло хранились у меня дома, но жил он на улице – наркота его не отпускала.

Дурь отчуждает и лишает тебя всех, кого ты любишь. Героин чем-то похож на ревнивую подружку. Мэйв не хотела, чтобы младшие сыновья видели Гилберта рядом, и я понимал ее. Гилберт кантовался где-то между Сильвер-Лэйк и Лос-Фелиц – это все, что я знал. Единственное, что я мог сделать – дать ему мобильник, чтобы он оставался на связи. По какой-то причине он, слава богу, не продал телефон за дурь.

Иногда мы получали от него весточки. Однажды моя кузина Дайан позвонила и сказала, что видела Гилберта на Скид-Роу. Мой сын нашел себя там же, где я однажды раздал последние деньги нуждающимся. Мое сердце разваливалось на куски. Каждый раз, когда мы отслеживали Гилберта, то ловили его и упекали в реабилитационный центр. Потом он выходил и начинал употреблять снова. Это был порочный круг, который тянулся почти десять лет, но я был готов повторять его столько, сколько понадобится.

Примерно в то же время мы с Глорией полетели в Техас на встречу с Робертом Родригесом, который принимал у себя в гостях президента Обаму. Секретная служба провела нам ликбез: как его приветствовать, что говорить и как себя вести. Обама вошел в зал, увидел меня (хотя я стоял позади других пятерых гостей), выставил руки так, словно держал мечи, и воскликнул: