Преступление, искупление и Голливуд

Рекламные ролики для «Олд Эль Пасо» стали первым проектом в моей карьере, который связали меня с едой и семейными ужинами. По сюжету ролики разыгрывались в большой мексиканской семье, которая собиралась за одним столом. Я играл бешеного главу семейства. Это было несложно. Мы снимали в доме знаменитого мексиканского актера по имени Эмилиано (Эль Индио) Фернандес. Он был хорошим другом Диего Риверы[56], и однажды, когда они с Диего напились в хлам, пришла его жена Фрида Кало[57] и начала орать, что они ведут себя как свиньи. Диего так разозлился, что на следующей картине изобразил Фриду голой. Когда она это увидела, то скрепками присобачила к картине платье, чтобы прикрыть наготу.

Эта картина до сих пор висит в доме Эмилиано Фернандеса. Обычно я не хвастаюсь такими вещами, поэтому скажу только одно – я видел голую Фриду Кало.

Как-то за кофе я спросил одного из представителей «Олд Эль Пасо», почему они пригласили на работу меня. Он ответил, что я – узнаваемое лицо латиноамериканской культуры, а потом назвал меня «крестным отцом». Для мексиканцев это выражение означает человека, к которому ты приходишь за помощью, поддержкой и советом. Крестный – человек суровый, чтобы улаживать проблемы, и достаточно мудрый, чтобы пользоваться доверием.

Я вернулся в Лос-Анджелес из Мехико глубокой ночью, кое-как взобрался по лестнице в спальню, а проснулся на полу от жуткой боли. Судя по всему, я споткнулся о последнюю ступеньку, упал и потерял сознание. Я пошел в комнату Майки, сына Марио, и попросил отвезти меня в больницу. Башка трещала адски. На следующий день мне нужно было ехать в Нью-Йорк, а потом в Рим.

Рентген показал, что у меня сломана челюсть. Несмотря на травму, я решил лететь в Нью-Йорк на шоу Говарда Стерна. Врачи сказали, что перелом несерьезный. Мне предложили либо наложить швы, либо не есть твердую пищу в ближайшие дни. Я честно пообещал пить только смузи.

В самолете до Нью-Йорка у меня жутко разболелась голова, но я мужественно терпел. Я был давним фанатом Говарда и мечтал его увидеть.

При встрече Говард сказал:

– То, как ты рос и кем в итоге стал – просто невероятно. Понятия не имею, откуда ты набрался такой мудрости. Ты веришь в Бога?

Этим вопросом он моментально проложил дорожку в мое сердце.

– Еще бы, – ответил я.

– Думаешь, это было божественное…

– Да, божественное вмешательство, – подхватил я. – Именно так я это и называю.

Мы отлично поболтали. Я покинул Нью-Йорк с легким сердцем и отправился в Рим. В аэропорту мигрень вернулась с такой силой, что меня чуть не вырвало в самолете.

В Рим я приехал абсолютно вымотанным, но так и не смог заснуть. Я погулял вокруг Колизея, заглянул на руины Форума. История нашептывала свои сказки на каждом углу, и это было не просто ощущение. У меня были настоящие слуховые галлюцинации, я слышал, как римские солдаты маршируют по улицам, чувствовал, как дрожит земля под их ногами. Из Колизея до меня доносились крики толпы. Мои чувства обострились так, словно я выкурил отборнейшей травки, хотя не делал этого уже много лет. Это была незабываемая поездка. Я видел призраки людей, которые давно умерли. Рим – невероятное место.

В Италии я работал над фильмом «Потеря надежды», который режиссировал итальянец Давид Петруччи. Глядя, как я играю, он постоянно хмурился. После очередного дубля он оттащил меня в сторонку и со смешным итальянским акцентом спросил:

– Твоя манера речи – актерский выбор?

Помню, слово «актер» у него звучало как «акто-о-ор», будто там было три гласных подряд.

Я даже в кадре бормотал и говорил краешком рта из-за сломанной челюсти, но признаться в этом режиссеру не мог. Пришлось соврать:

– Да, мне кажется, так мой герой звучит круче.

– Хорошо-хорошо, – кивнул он. – Хороший выбор. Граци[58].

В самолете до Лос-Анджелеса мигрень снова разыгралась не на шутку. Я закинулся горстью обезболивающего и постарался уснуть. Дома я столкнулся с Майки. Он рассказал, что при падении я, оказывается, ударился головой о камин. Во время отъезда Майки убирался в моей комнате и собрал с пола кучу сбитых фотографий. Как заботливая медсестричка, он спросил, не двоится ли у меня в глазах.

– Дэнни, у тебя симптомы сердечного приступа. Надо ехать в больницу.

Я не хотел, но он настоял. Доктора ничего нового не сказали – сломанная челюсть, и точка. Мэйв, составившая нам компанию, начала вопить на всех подряд, требуя, чтобы меня осмотрели еще раз, пока я снова не смылся на съемки. Врачи послушались и обследовали меня более тщательно.

Оказалось, я пережил субдуральное кровоизлияние. И не одно, а два. Сразу два кровяных сосуда лопнули по обе стороны моего мозга.

Я еще не успел ничего сказать, а меня уже повезли в операционную на экстренную операцию. Все это казалось мне дурацкой шуткой. Пока меня катили в инвалидной коляске по коридору, я почему-то вспомнил Джорджа Клуни. Я не очень хорошо его знал, мы работали вместе только в фильме «От заката до рассвета», но я помнил, как он любил розыгрыши. Почему-то в больничке мне показалось, что весь этот бред – его рук дело.