– Да вот хотя бы фрейлинское место, – ответил, не моргнув глазом балагур. – Чего легче? Всего только и требуется, что представительная наружность и старинный дворянский герб.
– На этот счёт… – приосанился Протасьев – В бархатную книгу наш род при матушке Екатерине занесён.
Так вам и карты в руки, сказал насмешник и предложил Ивану Дмитриевичу подавать соответствующее прошение. На вопрос Протасьева о том, какие бумаги следовало приложить к прошению, он сказал: выписку из дворянских книг и указ об отставке. Скоро Протасьев обзавёлся гербовой бумагой, «накатал» на ней прошение о зачислении его на должность фрейлины при дворе его императорского величества, добыл рекомендуемые документы и отправил всё по назначению. В Петербург.
Скоро в Тамбов прискакал фельдъегерь и вручил губернатору экстренный вызов в министерство внутренних дел. На ковёр. О причинах вызова бедный Булгаков не знал, что и подумать. Министр встретил его с порога восклицанием:
– Скажите вы мне ради бога: что у вас в губернии безумные, что ли, живут? Так вы бы их на цепь сажали!
Не получив разъяснений, Пётр Алексеевич отправился к шефу жандармов, а тот отправил его к министру двора. Только там Булгакову сало ясно, в чём было дело. Услышав всю правду, он невольно расхохотался и поведал министру, что из себя представлял кандидат во фрейлины. Сдерживая нервную улыбку, министр разразился гневной тирадой: письмо попало в руки самого царя, и тамбовские шутники нарушили все правила приличия.
Вся эта история, сообщает Соколова, закончилась ничем только благодаря защите влиятельных родственников жены губернатора. Он добился аудиенции у государя и в красках расписал всю историю. И Николай от души посмеялся над ней и поделился подробностями с императрицей.
Материалы по освоению Кавказа в большинстве своём касаются боевых действий и описанию жизни наместников и не так уж много рассказов о гражданской жизни. В этом смысле воспоминания статского чиновника Василия Афанасьевича Дзюбенко, прослужившего около полувека в гражданской администрации в Тифлисе, куда он приехал в 1829 году, является приятным исключением. Вполне понятно, что приспособление Кавказа к русским административным законам не могло обходиться без курьёзов.
Кавказский наместник Н.Н.Муравьёв (1854—1856) был личностью неординарной и своенравно-независимой. Обладая угрюмым внешним видом, он имел доброе сердце и трезвый ум. В качестве недостатков наместника Дзюбенко отмечает его то ли необязательность, то ли забывчивость по отношению к своим обещаниям, которые он давал подчинённым. Так он однажды приказал коменданту гауптвахты дожидаться его приезда, но комендант, прождав Николая Николаевича около полусуток, так и не дождался лицезреть начальника. Полицмейстера полковника Сиверикова Муравьёв вызвал для доклада в русскую парную баню. Наместник выслушивал рапорт полицмейстера, лёжа на полке и постоянно приказывая поддать пару, а полицмейстер, стоя в почтительной позе в мундире, обливался потом. Доклад длился 10 минут, и бедный полковник вышел из бани распаренный, как мокрая курица.
Эриванский военный губернатор генерал Н.П.Колюбакин, человек умный, добрый, справедливый и честный, но вспыльчивый, как-то нагрубил одной даме, которая осмелилась высказать в его адрес критические замечания. Николай Петрович, как все вспыльчивые характеры, был отходчив. Некоторое время спустя он сильно раскаялся в содеянной грубости и решил искупить свою вину самым необычным способом.
Утром следующего дня он голый лёг на пороге своего кабинета и, лёжа на полу и глядя в потолок, стал ждать первого посетителя. Первым пришёл полицмейстер и от неожиданности остановился у лежащего тела начальника. Он приказал полицмейстеру перешагнуть через себя, а потом, вставши, пояснил суть поступка:
– Я, братец, вчера невинно огорчил свою жену, а так как она не в силах что-нибудь мне сделать, то я сам определил себе такую унизительную меру наказания.
Колюбакин, как и все генералы, не блистал знаниями по части законодательства, а потому попадал иногда впросак. Как-то он вызвал к себе вице-губернатора В.А.Дзюбенко и в присутствии весьма уважаемых лиц попросил его отыскать закон, который якобы позволял ему как губернатору распоряжаться опекунами и сиротскими имениями. Николай Петрович хотел доказать неправоту прокурора, который утверждал, что губернатор указанными правами не обладает.
Дзюбенко ответил сходу, что таких законов нет и быть не может. При этих словах, пишет Дзюбенко, в кабинете разразились гром и молнии:
– Так я дурак! – закричал Колюбакин и затопал на вице-губернатора ногами. Дзюбенко не стал выслушать всю начальственную филиппику и вышел. Через полчаса Колюбакин остыл и стал перед Дзюбенко извиняться…