Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Разве что сама БКП по-прежнему сидела в подполье, но если нелегал переходил в легальное крыло, его уже никто не трогал. И когда в страну вновь, аж на полгода, прибыл тов. Папуас — Трайчо Костов, направленный Коминтерном как организатор работы в новой обстановке, его тоже никто не тронул, поскольку он учил работать легально. Да еще окончательно добили ВМРО, теперь добравшись и до «объединенной», тесно связанной с коммунистами, выписав лидерам длинные сроки, — но тут никто возражать не стал, ибо смычка «красной идеи» с «активным действием» пугала большинство населения.

Так что, кроме нелегалов, никто царя «фашистом» не обзывал. Хотя восстановления Тырновской Конституции и возвращения к приятной кормушке хотела решительно вся оппозиция — и летом 1936 года «большая пятерка», лидеры самых влиятельных партий, подали царю адрес, требуя вернуть демократию, на что Борис отреагировал в своей манере. Всех принял, со всеми согласился, всем разъяснил сложности текущего момента, подчеркнув, что сам ведет дело тем курсом, который им нравится, но нужно время... И реорганизовал кабинет, введя туда двух протеже «черного профессора», намекавшего, что не знает, сможет ли удержать своих поклонников от акций протеста.

ПАРТИЯ ДЕЛА

Самое интересное, что царь сдержал слово. Главной задачей «второго кабинета» Кьосеиванова официально стала разработка нового Закона о выборах и проведение выборов в Народное собрание, причем не просто так, а с предоставлением полного набора условий: свободы слова, собраний, печати и т.д. При этом, однако, эксперты МВД внимательно следили за ситуацией, доведя в итоге до сведения начальства, что речи о местных проблемах население слушает охотно, а когда ораторы затягивают насчет демократии и Конституции, люди начинают расходиться.

После этого Борис сообщил общественности, что правительство ну просто никак не может подготовить такой серьезный документ в такие короткие сроки, вывел «цанковских» министров за скобки (вполне спокойно, поскольку акции протеста не были подготовлены), — и к работе приступил третий по счету, опять «беспартийный» кабинет всё того же Кьосеиванова, начавший наконец заниматься совершенно расхристанной экономикой. Максимальный упор делался на сотрудничество с Рейхом — и даже не из каких-то особых симпатий к фюреру (г-н Кьосеиванов был «англофилом»), а потому что связи были традиционные, немцы, в отличие от всех прочих, покупали всё, что Болгария производила, да еще и готовы были инвестировать средства.

Естественно, в перспективе это не могло не разродиться политическими последствиями, но пока что речь шла исключительно о восстановлении хозяйства — и чертовски успешном. В связи с этим решительно никто не возражал — и «третий кабинет», выполняя обещание царя, разработал новый избирательный закон, но — не всё сразу! — только для местных выборов. Вполне демократичный, однако не без оговорок: избирают все мужчины плюс замужние женщины, имеющие детей, но к участию в выборах в качестве кандидатов допускаются только местные, только самовыдвиженцы старше тридцати лет, с минимум неполным средним образованием, «непричастные к терроризму» и не разделяющие «коммунистических и анархических идей».

По итогам партийцы, взявшиеся за дело круто, к своему удивлению, пролетели: в муниципалитеты народ выбрал в основном односельчан, знавших реалии и обещавших выполнимое. И это обидело всех, но главным образом, конечно, Александра Цанкова, решившего попытаться надавить на Его Величество, — благо, военный министр Христо Луков и парни из его «Легионов» к профессору относились с симпатией, а эмиссары из Берлина, заглядывавшие на огонек, заверяли, что фюрер поддержит.

Грянул кризис. Луков потребовал «пойти навстречу общественности», Кьосеиванов подал прошение об отставке, царь отставку не принял, вместо того опять реорганизовав правительство, а генерал Луков на посту остался, однако получил крайне жесткое указание на то, что все-таки служит не в вермахте. «Старому-новому» же премьеру велели ускорить работу над Законом о выборах, проект которого к осени 1937-го наконец-то опубликовали.

Проект, правда, не очень понравился партийцам, особенно Цанкову, и на улицах начались легионерские беспорядки, которые генерал Луков, как он пояснял, «не мог унять», — но Его Величество, вежливо поинтересовавшись, не шантаж ли это, в очередной раз перетасовал кабинет, и на сей раз в новом списке национального героя уже не значилось. А на следующий день его и вовсе уволили в запас, и немецкие друзья, к изумлению Цанкова, даже не подумали вступиться, а «Легион», потеряв официальную поддержку, стал куда спокойнее, тем паче что самых беспокойных полиция просто била.