Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Но острее всего впоследствии стоял вопрос о том, насколько информированы были «зарубежные вожди», то есть тов. Димитров и тов. Коларов, а стало быть, и Москва. Официально, конечно, ни насколько, и не подкопаешься. Все документы, способные пролить свет, куда-то делись, а сами вожди признавали только, что имели сведения о некоей «великой идее», по претворении которой в жизнь успешное восстание станет неизбежным, но ни о чем конкретном даже не догадывались. И уже ничего не докажешь. Ответ знает только ветер...

Впрочем, Бог с ним. Главное, что ЦК, после арестов «полевевший» запредельно, принципиально не возражал, и оставалось только обсудить детали. Тут особо не спорили. Быстро пришли к тому, что собрать в храме всех, кого нужно, легче всего, если устроить панихиду по кому-то из людей, которых уважает вся элита страны, и военная, и гражданская. Исходя из такой аксиомы, определили кандидатуры на роль приманки: старого почтенного профессора Ивана Кулева и генерала Косту Георгиева, героя войны, политика и вообще знаковую персону.

Обсудили возможность вторжения югославских войск, пришли к выводу, что и такой вариант подходит, ибо против сербов вся страна сплотится. Возник, естественно, и вопрос насчет неизбежной гибели невинных людей, и тут даже поспорили, но точку поставил Иван Минков, заместитель начальника Штаба: «В гражданской войне побеждает тот, кто плюет на все правила гуманности и прочее дерьмо», после чего обсуждать было уже нечего. Все согласились: да, дерьмо — и работа пошла вовсю, по четкому плану и без всяких соплей.

А 26 марта, после того, как полиция вскрыла одну из явок, арестовав нескольких участников проекта, хоть и мало во что посвященных, однако знающих достаточно, чтобы провалить дело, если кто-то умный потянет за ниточки, темпы и вовсе ускорились. Акцию назначили на 16 апреля, жертвами, которых предстояло оформить за три дня до того, определили первый и второй номера списка (в итоге профессору повезло: у него были проблемы с сердцем и он сидел дома, а вот с генералом всё прошло как нельзя лучше).

По ходу, правда, случился сбой: несколько особо инициативных хлопцев, решив, что труп царя привлечет больше нужного люда, 13 апреля устроили покушение на Его Величество в заказнике Арабоконак, куда Борис поехал на охоту. Но всё было организовано так по-дурацки, что погибли только царский телохранитель и близкий друг монарха, профессор-энтомолог Димитр Илчев, а сам царь по стечению обстоятельств уцелел. Всем покушавшимся удалось уйти, и полиция на след не напала, так что ущерба плану нанесено не было.

ДО ОСНОВАНЬЯ, А ЗАТЕМ...

Вечером 15 апреля собрались в последний раз — обсудить всё окончательно, и выяснилось, что нервы железные все-таки не у всех. Кое-кто из членов ЦК, полностью разделявших позиции Косты и затею всей душой поддерживавших, внезапно проявил мелкобуржуазную слабость. Например, Петр Искров, боец из заслуженных, завел речь о том, что «погибнут женщины, дети, семьи, возможно, рабочих.

Против нас будет настроена часть масс. Кое-кого оскорбит уничтожение церкви. Даже многие товарищи будут возмущены. Такая акция похоронит цели партии».

Однако «твердокаменные» дали малодушным жесткий отпор. «Да, будет страшно, — ответил другой член ЦК, Тодор Павлов. — Да, в партии будет кризис. Но это нужно, и это должно быть сделано. [...] Они убивают наших женщин и наших детей, нам не нужно жалеть их. Мы пришли к такой позиции, и других вариантов я не вижу». И припечатал: «Мы сделаем это, а легальная оппозиция поведет решительную борьбу против правительства и свергнет его».

Любопытная, кстати, обмолвка. В той же мере, что и один из аргументов, приведенных Янковым в процессе убеждения ЦК в том, что без «великого дела» никак не обойтись: «...наша позиция проста. Мы дадим повод, поводом воспользуются разные люди, чтобы сбросить Цанкова, а мы уйдем в тень и выйдем потом, чтобы прогнать их и взять власть от имени рабочих и крестьян. Руководство Коминтерна, увидев результаты, будет довольно».