Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

«Итак, — писал 18 ноября тов. Димитров тов. Коларову из Вены, — как видишь, дело идет таким образом, что мы действительно реально приближаемся к возможности восстания весной. Нужно усиленно использовать предстоящие три месяца — декабрь, январь и февраль — для быстрой и всесторонней подготовки, чтобы мы весной могли действительно приступить к действию».

Проблема заключалась только в том, что количество готовых к бою активистов все-таки исчислялось только лишь сотнями, а общество в целом никаких потрясений не желало. Но об этом в Москву не сообщали, предполагая, что изменить «картину социальных настроений» не так уж сложно: достаточно «серии дерзких выступлений, небольших, но внушающих тревогу, растормошить сонный покой обывателя, заставить его понять, что в борьбе труда с капиталом отсидеться в затхлом болоте не получится, так что каждому придется сделать выбор».

Исходя из таких соображений, оперативности ради, руководству Военной организации предоставили дополнительные средства и расширенные полномочия для «возбуждения в массах революционных настроений». Теоретически это вполне соответствовало задаче, однако на практике ни тов. Димитров в Вене, ни тов. Коларов в Москве, ни их соратники, сидевшие в софийском подполье, даже не представляли, что выпускают из бутылки.

На самом деле, ведя сложные кулуарные интриги, договариваясь, разрывая договоренности, согласовывая и пересогласовывая время выступления, партийные «верхи» в какой-то момент перестали учитывать фактор «низов», причем не тех «затхлых обывателей», которых намеревались «растормошить», а своих собственных соратников, уже «растормошенных» до белого каления. Плохо понимая суть происходящего наверху, подготовленные, идеологически заряженные боевики, в основном фронтовые офицеры, стремились к действию, переставая обращать внимание на то, кто из них «красный», а кто «оранжевый», и ориентируясь прежде всего на собственных лидеров.

В первую очередь — на начальника штаба Косту Янкова (позывной «Овод»), майора запаса, очень опытного, смелого и беззаветно самоуверенного, к тому же зятя уже ставшего мифом Дедушки — Димитра Благоева, отблеск святости которого лежал и на нем. Чистой воды «человек быстрого реагирования» и яркий харизматик, по духу нечто типа Че или Ульрики Майнхоф, харизматичный Коста, окруживший себя близкими по духу камрадами, был запредельно авторитетен, совершенно не уважал «болтунов» и быстро подтягивал к себе всех, кому не терпелось.

Военная организация как автономная единица росла невероятными темпами — из восьмисот активистов БКП в столице в «отдел» Янкова перешли более семисот. Управленческий аппарат «отдела» превысил аппарат ЦК, и в какой-то момент стало ясно, что контроль над «отделом» утерян, а поделать ничего уже нельзя. «Военные» пренебрегали даже рекомендациями Москвы, тем паче что тов. Зиновьев, сам придерживаясь сходных взглядов, давал рекомендации как раз не волноваться и «не мешать самоорганизации вооруженных отрядов партии».

Так что в какой-то момент, в полном соответствии с Уставом — путем голосования, руководство Военной организации сменило казначея, фактически взяв под контроль денежные потоки, и с этого момента действовало по собственному усмотрению, «говорунам» разве что отчитываясь по расходам, а иногда обходясь и без такой формальности.

ТОВАРИЩ МАУЗЕР

Коста Янков — герой войны, прекрасный журналист и душа любой компании — был ко всему прочему наделен еще и организационным талантом, и штаб себе подобрал соответствующий. Всего за пару месяцев «отдел», в принципе предназначенный охранять митинги, путем привлечения к сотрудничеству охочих до дела отставников и профи из ВМРО («федералистов», которых укрыли во время резни) развернул самую настоящую подпольную армию, разбитую на дисциплинированные, сидящие на окладе (3 тысячи левов в месяц на бойца) «шестерки», заодно подчинив себе и «оранжевые» ревкомы.