Естественно, приговоренные пытались как-то отбиваться, прятаться, но тщетно. Мстители находили всех и не щадили никого, вплоть до непричастных, но в перспективе опасных. Убивали и просто, и с изысками: скажем, знаменитый Тодор Паница, лидер «левых», некогда правая рука Яне Санданского, пал от руки приличной девушки Менчи, влюбленной в Иванушку, обещавшего жениться, если она докажет верность Организации (и сдержавшего слово). Добрались и до Петра Чаулева, успевшего унести ноги аж в Рим, пояснив исполнение коротко и четко:
«Федералистов», можно сказать, стерли в порошок, «левых» проредили на две трети. Всего, как считается, погибло до двухсот активистов высшего уровня, выжил только Александр Протогеров, насчет которого были сомнения. Его — как символ старого поколения — даже переизбрали в ЦК, куда, ясное дело, вошел и Ванче, который, тяжко пережив гибель учителя, сделал по итогам событий три вывода: первый —
На этом с ВМРО пока что простимся (вернуться еще будет случай) и отметим, что и ЦК БКП, и Коминтерн, никак такого поворота не ожидавшие, крепко огорчились. Рыбка, казалось бы уже крепенько севшая на крючок, сорвалась, и теперь с ней говорить было не о чем, а это ломало многие планы. Инициаторов публикации Манифеста критиковали, обвиняли в политической недальновидности, приняли даже отдельную покаянную резолюцию: дескать, поспешили,
На всякий случай попробовали было связаться с новым ЦК, но перепуганный Протогеров от встречи уклонился, а Скромный, выслушав ходоков, сказал «нет», добавив, что разговор первый и последний, а следующих переговорщиков просто убьет. Таким образом, «македонская» линия в готовящемся восстании сошла на нет, но это вовсе не значило, что вопрос снят с повестки дня. Работа продолжалась.
Правда, ЦК РКП(б), взвесив ситуацию, просил слегка сбавить обороты, но тов. Зиновьев требовал, настаивал, убеждал, что восстания лишними не бывают, и в конечном итоге Москва сказала: ладно. Восстание — это в самом деле всегда хорошо. Если болгарские товарищи уверены в своих силах — пусть. А СССР
А теперь давайте всё же разберемся, что такое «цанковщина» и насколько она — по крайней мере, на тот момент — была фашизмом. Итак, Александр Цанков, сорока четырех лет от роду. Профессор-экономист с опытом практической работы в Дирекции общественного регулирования. Общепризнанно честный человек, один из очень немногих по итогам послевоенного аудита не угодивших под суд.
Очень решительный и, если надо, жестокий, не боявшийся брать на себя ответственность за что угодно, если считал это нужным. Симпатизируя идеям Муссолини, тем не менее фанатично почитал Конституцию и парламентский строй, хотя и считал, что интересы народа должна отражать массовая «всенародная» партия, подавляющая авторитетом все остальные
Зато в экономическом — значительно «правее» (или, наоборот, «левее» — сразу и не разберешься). Сам он, объясняя свои взгляды, говорил, что