В начале августа, еще до восстания, «неистовый Райко» даже повидался и успешно перетер тему с Коларовым и Димитровым, — и хотя он вскоре погиб, контакты продолжались, расширялись и углублялись. В ноябре, в очередной раз повидавшись с «оранжевыми», Димитров докладывал Коларову, что потенциальные камрады готовы
Предложение в Москве изучили, просимой сумме удивились и потребовали политических гарантий, после чего, хотя и со скрипом, выделили. Уже в марте 1924 года на встрече в Москве «оранжевые» и «красные» подписали соглашение о совместной подготовке нового восстания
Часть 2. ALALA!
Какое влияние оказывал на политику и политиков Болгарии «македонский вопрос», надеюсь, напоминать не надо, — и Тодор Александров,
Так что, полностью поддержав Цанкова со товарищи, Организация ничуть не сомневалась, что теперь-то уж, когда Стамболийский получил свое, охотников мириться с Белградом не будет. И ошибалась. Вне зависимости от того, чего хотели и что думали военные (а хотели и думали они ровно то же, что и Старый), новое правительство, как и «оранжевые», оставалось заложником решений, принятых «великими силами», и просто не могло ни официально поддерживать малую войну, ни тем паче поднимать вопрос о пусть автономной, но болгарской Македонии.
Македония была обречена стать если не сербской, то «македонской», и проживающих там болгар приговорили если не к сербизации, то уж точно к македонизации. Обжалованию этот вердикт не подлежал, и ни одна власть в Софии не могла бодаться с этим дубом. Как не могла, желая сохранить поддержку Лондона и Парижа, и не реагировать на монотонные ноты Белграда, требующего
А Старому, которому, привлекая Организацию к сотрудничеству, путчисты обещали совсем другое, такой поворот событий был более чем неприятен. Получалось, что его люди резали «оранжевых» и стреляли по всему, по чему просили стрелять старые друзья, сыграли за болвана в чужой игре и получили на выходе только уважение и чуть-чуть большую свободу рук, — но ни стотинкой больше. Такое ЦК ВМРО никак не подходило. Это, конечно, не означало ссору с Софией — Александров и его младший напарник по ЦК, генерал Александр Протогеров, всё понимали правильно, однако это вовсе не означало, что «автономисты» перестанут бороться с Судьбой.
Не те были люди — и спустя всего пару недель после путча, как только профессор Цанков и друзья из Конвента с глубоким сожалением объяснили Старому, что против лома нет приема, Тодор счел, что, коль скоро все обязательства выполнены, теперь можно действовать, не советуясь ни с кем, — и в июле его полномочные представители (естественно, в глубочайшей тайне, под чужими именами) оказались в СССР, где их приняли более чем радушно. На всех уровнях: в Коминтерне — тов. Радек и сам тов. Зиновьев; от СНК — нарком иностранных дел Георгий Чичерин; от ОГПУ — глава Иностранного отдела Михаил Трилиссер.