Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Сила-то, безусловно, имелась: 25 тысяч партийцев, еще 30 тысяч в «красных» профсоюзах, мощная Боевая организация, — но руководство не особо желало обострений. Да и не умело обострять. Оно было докой в работе с профсоюзами, могло подготовить обстоятельную стачку, прекрасно поставило агитацию, толково боролось за правильность теории, за что, кстати, тов. Ленин болгарских камрадов обожал. А вот к баррикадам не тяготело, опираясь на абсолютно несокрушимый авторитет «Дедушки» — Димитра Благоева, завещавшего варить кашу на медленном огне (да и, чего уж там, зная, какими методами подавили попытку в Венгрии, побаиваясь).

Поэтому сошлись на том, что «речь идет о борьбе за власть между городской и сельской буржуазией, в ходе которой правительство БЗНС, противопоставив себя массам, не получило их поддержки, и классовых интересов пролетариата она не затрагивает». А стало быть — полный нейтралитет. Плюс законные требования к новым властям: «вернуть парламентский режим, провести выборы в Народное собрание» и т.д. Примерно те же выводы сделал Васил Коларов, нелегально прибывший в Варну из Москвы, чтобы «организовать массы для участия в гражданской войне, вплоть до сотрудничества со Стамболийским».

Никаких предпосылок для восстания, как писал он в ИККИ[116] 25 июня, нет, в стране всё спокойно, правительство принято большинством и полностью держит вожжи, «уже не испытывая нужды в исключительных мерах военного характера; политические свободы не ограничены, все партии, включая и коммунистическую, имеют возможность созывать политические собрания, коалиционное право рабочих и служащих не затронуто, только для печати существует некоторая цензура, мотивированная требованиями международного положения страны». Да и вообще, «временное правительство не объявляет войны коммунистам, и все арестованные во время переворота коммунисты и рабочие выпускаются из тюрем; будет предано суду, вероятно, только незначительное число коммунистов». Вывод: нейтралитет — правильно. И вопросы: а может ли БКП победить? А не будет ли интервенции? А что лучше: выступить и проиграть или ждать?

Но в Коминтерне считали иначе. Там аккурат в это время «детская болезнь левизны» дошла до критического уровня — в том, что «общие предпосылки для социалистического переворота в Германии созрели» и «политическая линия должна строиться в расчете на крупные мировые потрясения», сомневаться было попросту опасно. Так что линию болгарских товарищей на мирную борьбу за «восстановление конституционных свобод» и «правосудие, а не классовую месть» мгновенно расценили как «отход от пролетарского дела под фактически неклассовыми лозунгами».

Все соображения о том, что людям на месте лучше видно, все сомнения и вопросы Коларова отметались с ходу. «Балканы являются перспективным очагом мировой революции, — витийствовал Карл Радек 23 июня на расширенном заседании ИККИ. — Каждая массовая партия обязана рисковать и бороться даже под страхом поражения. Даже если она будет разбита [...] она покажет трудящимся массам, что является центром борьбы, вокруг которого они могут объединиться».