Последняя орбита

Тем временем Степан Васильевич приблизился к торосам. Вдруг он замедлил шаги, подался влево, вправо и остановился, потом отошел немного назад.

— Будто прогибается под ногами... — недоуменно сказал он. Положил руку на кибера, который напоминал ежа с удлиненной толовой: — Ты кто?

— Номер четвертый.

— Вот что, номер четвертый, — капитан почему-то заколе­бался, прежде чем отдать приказ, — пойди к торосам.

Робот послушно побежал, скользя на гладкой, блестящей поверхности, что замерзшим озерцом окружила кучки торосов. Робот сыпал цифрами, названиями — его датчики непрерывно анализировали среду. Бурмаков не слишком вслушивался, все это записывала корабельная ЭВМ, его занимало, доберется ли «но­мер четвертый» до торосов.

Ничто не говорило об опасности. Даже этот аммиачный лед не гнулся под довольно тяжелым роботом. Бурмаков успокоился и хо­тел отправиться следом, как вдруг кибер отшатнулся назад, упира­ясь ногами, словно норовистый конь, которого тянут за уздечку. Он перебирал ногами и наклонялся, наклонялся «носом» вниз, пока не стал на «голову», а потом начал проваливаться. Болтались задние ноги, корпус погружался все глубже и глубже, а датчики, словно ничего не случилось, продолжали давать информацию... Наконец серая подвижная масса сомкнулась, и робот умолк.

Растерянный Бурмаков не верил своим глазам. Онемели и Павел с Витей. Надо было возвращаться, а капитан не трогался с места.

А через минуту-другую на том пятачке, где только что разыг­ралась маленькая трагедия, начал расти пузырь, и какая-то неви­димая сила вытолкнула на поверхность несчастного кибера. Он работал, действовал и все пытался освободить спутанные про­зрачной пленкой резвые ноги, дергался, а его антенны шевели­лись, посылая непонятные уже сигналы.

Пленка на глазах толстела, крепла. Робот утихал, стянутый белым коконом, превращаясь в... большой, правильной формы, кристалл-параллелепипед.

— Вот и все, — печально вздохнул Бурмаков. — Вот и мы оставили в пространстве памятник...

IV

После Ганимеда полет проходил без происшествий.

Космонавты ежедневно собирались вместе. Пережитые трудности еще больше их сблизили, придали дружбе теплоты, сердеч­ности, словно породнили.

Собравшись, космонавты могли работать, думать, молчать — каждый о своем. Но это никого не удивляло, не оскорбляло. Важ­но, что рядом был товарищ.

Как-то вечером они в кают-компании смотрели передачу с Земли. Это были их самые любимые минуты. Давала себя знать неизбежная тоска по родине. И теперь, двигаясь вперед, они уже думали о будущем возвращении, о встрече с родными.

Передачи приходили с задержками — «Набат» отдалился от родной планеты на миллиарды километров, двусторонние пере­говоры становились почти невозможными, но каждая весточка из дому приносила космонавтам величайшую радость — был ли то привет от близких, последние новости или обычная театральная постановка. И сегодняшний концерт народного хора они смотре­ли с удовольствием.

Павел бывал в театре, из которого велась трансляция. Слу­шая песни, он вспоминал сибирский город, встречи с коллегами в научном городке. Наверное, и у его друзей сейчас возникали подобные мысли, ведь Витя вдруг отвернулся от экрана и вздох­нул.

— Ты что, Виктор? — встревожился Бурмаков.

— Как там, на Земле?

Степан Васильевич уменьшил звук в телевизоре, потом подключил соседний экран к телескопу. Маленькая голубая звездочка — Земля — на необъятном небе выглядела одной из многих.

— Побыть бы там минутку... — мечтательно произнес Витя.

Ему ничего не ответили. Однако по лицам товарищей юноша понял, что у них эти слова вызвали только грусть. Чтобы загла­дить свою промашку, он попросил:

— Степан Васильевич, покажите Плутон.

На экране засветился новый уголок неба. Неяркий, неболь­шой, Плутон словно выпирал из далекой звездной россыпи.

— Он почти рядом, — пояснил Бурмаков.

— Неужели о нем так ничего конкретного неизвестно? — спросил Витя, довольный, что товарищи вдруг оживились.

— Об этом тебе Павел Константинович лучше расскажет, он в астрономии понимает больше.

— Не прибедняйтесь, товарищ капитан, — засмеялся Гуща. — Но, чтобы не было между нами спора, попросим Вундеркинда. Расскажешь нам об особенностях планеты Плутон? — обратился он к роботу, который в последнее время превратился в четвертого члена экипажа — во всяком случае, его не отсылали в хозяйст­венный отсек, а держали в комнатах команды.

Вундеркинд, как это, видимо, было заложено в программу, на­чал издалека: