А Никс Олимпика, похоже, вся была основана на сюрпризах. Где-то на высоте трех тысяч метров от условной поверхности — океанов на Марсе не наблюдалось — перед Павлом открылась широчайшая впадина. Будто кто-то, может, тот самый, кто раньше насыпал гору, огромным долотом врубился в гранитную глыбу и создал фантастический колодец, забыв налить в него воды.
У Павла перехватило дух. Он не боялся высоты, а тут, подавленный неземными масштабами, остановился в шаге перед обрывом, и сердце его забилось. Таким маленьким, беспомощным почувствовал он себя перед этим космическим всплеском природы.
__ Что будем делать, Вундеркинд? — в горле першило, и вопрос прозвучал сипло, отрывисто.
Портативная телекамера не могла ухватить всю картину, и Бурмаков с Витей не поняли волнения Павла.
— Нашли пещеру? — спросил Степан Васильевич.
Павел встрепенулся, повел глазами. Выше, на том нависшем над впадиной карнизе, под которым они сейчас находились, в горном массиве виднелось затененное углубление. Стараясь не смотреть вниз, он показал пещеру роботу:
— Зайдем?
Вундеркинд не делал выводов, не имея исходных данных, поэтому ответил:
— Степень пригодности для ночлега пятьдесят на пятьдесят. Надо посмотреть.
— Бездушное ты существо, Вундеркинд, прагматик, — деланно возмутился Павел. — Нет у тебя фантазии.
— Существует то, что поддается анализу, — робот выдавал запрограммированые истины бесстрастно, даже равнодушно.
— Что с тобой поделаешь, — махнул Павел рукой, — обследуем...
— Учитесь житейской мудрости, Павел Константинович, — сокрушался с высоты Степан Васильевич.
— Куда тут денешься, — Гуща пошел следом за роботом, окидывая взглядом близкую бездну.
Пещера оказалась очень глубокой, извилистой. Локаторы робота не смогли установить точно, где она кончается. Павел нашел поблизости от входа небольшой грот и начал устраивать постель. А когда все было готово, задумался, глядя на огонек походного фонаря, который разбрасывал вокруг неподвижные тени: была ли вообще нужда в пещере? С таким же успехом можно было расположиться у любой скалы или даже на открытом месте.
Сказалась извечная потребность человека — иметь над головой крышу. Даже скептический робот не дошел до такого простого решения — и ему люди передали свои взгляды. Спать в скафандре было не очень удобно, жестковато, что мешало, не давало расслабиться. Павел позавидовал Вундеркинду. Ему не надо было спать, и он, как часовой, окаменело стоял у выхода из пещеры, а его зеленые глаза соперничали яркостью с крупными звездами марсианского ночного неба. Наконец Павел устроился, и по телу начала разливаться усталость...
Утро пришло ясное, морозное. Павел выглянул наружу, чувствуя утреннюю прохладу — почти минус сто градусов по Цельсию! Солнце еще не поднялось над горой, и в котловине было мрачно, она не казалась бездонной. Самое время отправляться выше. Там узкий карниз расширялся, постепенно переходя в небольшое плато. А оттуда виделся доступный путь к вершине. Павел не задумывался, отчего стремится именно туда. Просто хотелось посмотреть как можно больше. Казалось, как раз мощный кратер выдохнул что-то такое, что подтолкнуло «Набат». Это не могло быть газом, корабельные приборы сразу уловили бы наличие его в пространстве. Это было излучение... Если оно было вообще.
Гуща приветствовал товарищей на «Набате» и приказал роботу выходить. Вундеркинд, однако, почему-то медлил. Его усики-антенны на круглой голове раскинулись, зашевелились, как недавно у Витиных автоматических сторожей у вулкана. И вдруг робот стремительно обернулся.
— В этот район падает крупный метеорит. Надо спрятаться,— говорил он, как всегда, медленно, тягуче. А у Павла похолодело в груди. Вундеркинд постоянно обменивался информацией с корабельной ЭВМ, видно, от нее и получил сведения о направлении, скорости и размерах метеорита. Все это молнией пронеслось в голове Павла. Не колеблясь, схватил робота за руку и потащил в пещеру.
Они стояли в гроте, отгороженные от выхода толстым выступом. Утренняя изморозь молчаливо ползла в пещеру, покрывая сухие потрескавшиеся стены. Было тихо, очень тихо. Павел даже не слышал, как колотится в ожидании взрыва его сердце — только чувствовал частые «тук-тук». Вокруг светлело. А может, это глаза привыкали к полумраку. Секундная стрелка на хронометре, казалось, не трогалась с места. Павел следил за ней, мысленно надеясь, что, может, произошла ошибка, может, ничего не случится.
Густой басовитый гул ворвался в окрестности с такой силой, что мембраны слухового аппарата задрожали, захрипели, пытаясь погасить звук, спасти уши человека. Павел инстинктивно втиснулся в неровную шероховатую стену. А вслед за гулом, будто несясь на его крыльях, хлынул нестерпимо яркий свет. Он блеснул и погас. Все вокруг затряслось, заходило ходуном. Так продолжалось минуты две. Потом все стихло, успокоилось, и только осталась тьма, густая, вязкая, черная, словно ночная.
— Ты цел, Вундеркинд? — Павел оторвался от стены, включил фонарь.