Бурмаков появился через полчаса. Вулкан уже извергался по- настоящему грозно, выдыхая перемешанный с пеплом черный дым. Автоматические сторожа, как пугливые щенки, отступили к самому ракетоплану. В их программе было предусмотрено лишь сообщать об опасности, а не бороться с ней. Правда, Витя мог послать их ближе к жерлу, приказ они выполнили бы. Но ему было жаль эти смешные аппараты. Да и обстоятельства не требовали крайних мер. И Витя с улыбкой наблюдал, как механические помощники сдают позиции одну за другой. Сам Витя совсем не испугался. Ни газовое извержение, ни еле уловимые толчки под ногами пока опасными не выглядели.
Вулкан, однако, будто только и ждал появления Бурмакова. Не успели еще они с Витей погрузить самолет в ракетоплан, как из мгновенно покрасневшего жерла вырвался огненный столб, неся с собой горячую лаву, бросая высоко в небо раскаленные камни. Но еще до этого Павел крикнул: «Будет взрыв!» — электронный мозг «Набата» предсказал ситуацию. Бурмаков только показал рукой на еще не сложенную аппаратуру — мол, не оставлять же ее здесь, пригодится. На корабле имелись запасные самолеты но капитан был человеком расчетливым. Не обращая внимания на опасность — камни падали уже около «Скакунка», — он сначала погрузил в ракетоплан серебряных механических сторожей, потом разобрал самолет и тогда уже присоединился к Вите, который все это время стоял наготове возле входного люка.
Людям, скрытым за стальным корпусом ракетоплана, ничего не угрожало теперь, и Степан Васильевич сказал:
— Побудем до конца, осталось мало.
Он не ошибся. Каменный дождь через минуту затих. Над вытянутым жерлом возник черный купол, он рос, раздувался, превращался в большой шар, в середине которого бушевало пламя.
Ракетоплан пошатнулся, накренился, но удержался в вертикальном положении. Нацеленный острым шпилем в зенит, он, как символ человеческой силы, гордо стоял среди разгула враждебной стихии.
Бурмаков положил руку на штурвал, и по его напряженной фигуре Павел догадался, что возникла ситуация, когда все будут решать мгновения. И еще понял, что капитан запустит двигатель только в самый последний момент.
Шар над жерлом вулкана вдруг раскололся, рассыпав вокруг огненные искры, и по склонам стремительно понеслась, глотая камни, пузыристая дымная лава.
Павлу стало не по себе, захотелось закрыть глаза. Он не удержался, напомнил:
— Ну что вы...
— Ничего... Жуть! — в голосе Бурмакова были возбуждение, удовлетворенность, уверенность.
Наконец и под «Скакунком» блеснул яркий поток. Павел вздохнул с облегчением — успели.
И через три часа, когда космонавты собрались уже в кают-компании, марсианский вулкан все еще извергал на поверхность накопившуюся за долгие годы спокойствия бешеную магму. Она растекалась черными потоками, покрывая все вокруг мертвым панцирем.
Бурмаков, поглядывая на экран, на котором бушевала слепая стихия, был необычайно молчаливым, сосредоточенным. Будто всю свою энергию оставил там, около вулкана.
Витя подумал, что капитана огорчил этот разбуженный ими вулкан:
— Набезобразничали мы ...
— Просто ускорили события, — Бурмаков пожал плечами.
Павел вопросительно взглянул на него.
— Да, — сказал Бурмаков, — есть новости более странные. — Он раскрыл кулак, и товарищи увидели на его ладони небольшую капсулу, в которых обычно хранились кристаллики видеозаписи. — Это я видел в пещере. Пойдемте, покажу.
Космонавты перешли в рубку. Степан Васильевич не просто демонстрировал запись. Он часто останавливал ее, объяснял кадры, высказывал соображения.
Павел с Витей увидели пещеру, просторную, высокую. У входа горбились песчаные дюны, нанесенные пылевыми бурями. Дальше песка стало меньше, а вскоре он пропал совсем. Даже сильные марсианские ветры не могли его забросить так далеко.
— По моему мнению, внутри горы когда-то был мощный ледник, а может, и вся гора была покрыта толстой ледовой шапкой. Лед таял, и так, наверное, образовалось это ущелье, похожее на русло. Но не это главное. С тех пор прошло много времени, отполированные льдом гранитные стены пещеры, безусловно, разрушились, потрескались, осыпались...
На экране появилась крутая, в щербинках, стена. Она сверкала под лучом фонаря, переливалась радужными искорками.
— Однако смотрите...
Луч фонаря скользнул и уперся в свод.
— Естественно, лед, когда заполнял пещеру, образовывал ее, мог придать стенам любые очертания. Но что вы скажете вот об этом?
Пещера сузилась. Было похоже, что где-то близко она закончится. Тысячелетия и здесь напоминали о своей разрушительной деятельности. Вокруг были те же трещины, выбоины, колдобины. Только место, где стена соединялась со сводом, выглядело необычно. Оно не было полукруглым, как везде, пусть и неправильной формы, а строго прямоугольным.
— Всемогущая природа, — Павел не нашел в этом ничего необычного.
— И тут? — голос Бурмакова сел.