Последняя орбита

Бурмаков еще долго ходил вокруг «Скакунка», иногда оста­навливался, будто присматривался к чему, прислушивался. Он не хотел брать ни проб, ни образцов. Их достаточно привез­ли автоматические станции. Он просто входил душой, сердцем в марсианскую природу, привыкал к неземным обстоятельствам, хотел понять их, как говорится, изнутри. Павел знал, что, впер­вые оказавшись на Луне, Степан Васильевич вел себя таким же образом. А что делал бы он, Гуща, на месте капитана? Навер­ное, смотрел бы на все бешеными глазами, не замечая, по сути, ничего, и потом радовался, что каждый его шаг, каждый пред­мет, на котором остановился глаз, фиксировал телеобъектив. Вот сам он вряд ли запомнил бы что-то стоящее, особенное. Видимо, в этом не было бы ничего удивительного. Осознание того, что ты на Марсе, ошеломит кого угодно. И хорошо, что у них в экипаже есть Бурмаков — космонавт, за плечами у которого несколько вы­ходов в пространство...

Пока Гуща размышлял, Степан Васильевич вернулся к «Ска­кунку», бросил взгляд вокруг и взялся за перекладину трапа.

— Как вы там, Степан Васильевич? — не выдержал Витя.

— Хочешь знать мои впечатления? — Бурмаков глядел на красные барханы. — Надо разобраться. Да и что я видел? Почти то же, что и вы там. Одно скажу: твои земные рекорды, кажется, и я перекрыл бы. — И начал подниматься в ракетоплан.

III

Следующую вылазку на Марс Бурмаков сделал с Витей. На­строение у космонавтов было хорошее. Земля поздравила с пер­вой вылазкой — ее смотрели не только в Центре управления по­летом, но и по всей стране. Это было особенно приятно.

Новая программа была более насыщенной. Вылетели на двух­местной модели «Скакунка», способном, кроме людей, брать на борт вездеход. Место для посадки на этот раз выбрали гористое, вблизи каньонов экваториальной зоны. На случай, если нельзя будет проехать на вездеходе, космонавты имели специальный летательный аппарат, похожий на самолет. Легкий, устойчивый, испытанный в высокогорных земных условиях, он и на Марсе должен был проявить себя хорошо.

Сейчас Павел на корабле остался один, но чувствовал себя более уверенно, не было вчерашней тревоги за товарищей. Марс оказался приветливым, техника работала надежно. И Павлу оставалось только быть зрителем. Переносные телекамеры по­казывали довольно полную картину событий на месте высадки, а Степан Васильевич иногда еще и комментировал то, что видел и чувствовал.

«Скакунок» опустился в устье длинного узкого ущелья — од­ного из многочисленных рукавов главного каньона. По обе сто­роны громоздились горы, голые, молчаливые. И дно ущелья, песчаное, усеянное камнями, было таким же диким, напоминало русло давно высохшей бурной реки, в котором уже не осталось ни ракушек, ни водорослей.

Павел наблюдал, как медленно, осторожно ставя ноги на этой непривычной, чужой земле, Степан Васильевич и Витя пробира­лись вглубь ущелья, и думал, как там все мрачно, уныло, скучно. Будто где-то в высокогорном Тибете.

А люди, маленькие и хрупкие рядом со скалистыми горами, шли все дальше и дальше, держась извилистого и относительно ровного дна ущелья.

Наверное, и Вите было не очень весело, потому что вдруг он грустно сказал:

— Может, за поворотом в расселине прячется засада...

Павел понимал, что его человеческое сердце протестовало против окружающей омертвелости, необъяснимой ненужности. Ведь для чего, как не для жизни, должны существовать и горы, и долины, и сама планета?..

Степан Васильевич положил руку на плечо юноше:

— Нам, Виктор, надо избавиться от привычных мерок, под­хода. Все здешнее имеет очень мало общего с земным и поэтому требует иной оценки, какого-то своего восприятия.

— Постараюсь, Степан Васильевич... — парень помялся и искренне заговорил: — У меня теплилась надежда, что авто­матические разведчики не смогли механическим умом заметить на Марсе жизнь, что люди, прилетев сюда, найдут ее, хотя бы самую примитивную! — Потом смутился: — Скажете, романтик, мечтатель?

Бурмаков обнял парня.

— Не буду повторять, что людям без мечты, доброй и смелой, было бы трудно. Этого ты и без меня наслушался. А жизнь... Кто тебе сказал, что ее здесь нет? Марс существует — значит, он жи­вет!

Некоторое время они шли молча, сосредоточенно, словно забыв, что вокруг них Марс, тот самый, к которому так стремились.

А местность была такой однообразной, что Павел уже решил­ся было каким-либо нейтральным вопросом вернуть их от грез к действительности. Однако Бурмаков и сам ничего не упускал. Он остановился под нависшей над ущельем высокой скалой, огля­нулся, проверяя, правильно ли сориентирован контрольный теле­объектив, и сказал:

— Интересный разрез.

Безусловно, фраза касалась и Павла, и всех, кто в это вре­мя на Земле смотрел передачу с «Набата». Однако по правилам и Павел, и сотрудники Центра, которые поддерживали с кораблем постоянную двустороннюю связь, могли в разговор десантников вмешаться только в случае крайней необходимости, чтобы не от­влекать, так как на месте все-таки виднее, что и как.

Ответил Витя, поводя круглым гермошлемом:

— На Земле таких немало.