Последняя орбита

Павел в мыслях еще был на Земле, среди бурных морских волн, и поэтому не сразу понял: что-то произошло. Словно в неза­метную жизнь корабля ворвалось что-то постороннее. И пропало. Оно было таким неуловимым, что Павел не поверил себе. Мгновение-другое он тупо смотрел на неподвижные стрелки индика­торов, потом спохватился, нажал клавишу контрольной системы автопилота. Запись на приборах поползла в обратном направле­нии. Невидимое перо вычерчивало ровную волнообразную ли­нию. Павел хотел было уже выключить электронный контролер, как перо вдруг подскочило вверх, оставив за собой одинокий и не слишком высокий пик. Это означало, что «Набат» как бы спотк­нулся в своем полете, совсем как человек, который поднял ногу, но сделал шаг, задержавшись. Павел передернул плечами и про­верил, не было ли встречи с крупным метеоритом. Пространство на много километров вокруг было чистым. В общем, он мог это и не проверять — появление метеорита отметили бы другие при­боры.

Павел подумал, что, наверное, какой-то марсианский вихрь вырвался на стопятидесятикилометровую высоту и задел по до­роге их корабль. Он понимал, что это невероятно, однако другого объяснения не находил.

Бурмаков, выслушав отчет Павла о вахте, внимательно про­смотрел все записи систем управления «Набата». Но и он не смог сказать что-нибудь определенное. Тем более что новых толчков не было, хотя корабль после этого сделал шесть витков вокруг Марса.

— Будем считать это первой загадкой воинственного соседа Земли, — сказал он Павлу.

— А что остается?

— Ждать, — беззаботно заявил Витя. — Если это не случай­ность, то обязательно повторится.

— Мудрец! — Павел шутливо дернул юношу за волосы.

— Не такой уж дурной совет, — улыбнулся капитан, — Нам действительно нужно набраться терпения.

Впрочем, придавать большое значение этому почти незамет­ному толчку, отмеченному лишь бодрствующими автоматами, оснований не было. И Павел быстро перестал думать о нем — на­стала пора высадки на Марс.

Район первого знакомства с планетой вызвал у Павла двойст­венное чувство. С одной стороны, естественный интерес челове­ка к чужой планете, с другой — некая разочарованность, обман в надеждах. Под «Набатом» были суровые мертвые пустыни. В душе Павел был больше реалистом, чем мечтателем. И от пер­вой экспедиции на Марс хотел иметь открытия не только обще­научные, но и конкретного прикладного значения. Он не скрывал своих взглядов, и Бурмаков, показывая ему на экране очередной кратер, похожий на десятки предыдущих, шутил:

— Павел Константинович, смотрите, какие зубцы. Как на сте­нах средневековой крепости.

— Не хватает только бойниц, — ворчал Гуща.

— И марсиан за ними, — Степан Васильевич в эти дни был очень веселым, готовым шутить бесконечно. — На планете забу­дете все свои разочарования.

Гуща и сам понимал, что слишком уныл, и виновато ухмы­лялся.

— А вон знаменитая Никс Олимпика, — Степан Васильевич переводит разговор на другое. Повод для этого верный. С левой стороны навстречу кораблю наплывает яркая марсианская об­ласть — Снега Олимпа. — Правда, поэтично?

— Такой гигант требует, пожалуй, прозы, — дух противоре­чия не оставляет Павла. — Пятьсот километров длины!

— Хотел бы я побывать на этой горе, — Бурмаков мысленно уже там, и его глаза по-молодому искрятся.

— В чем же дело?

— Марс необъятный, — сожалением качает он головой, — все не обнимешь.

II

Наступил последний, десятый день разведывательного облета Марса. Все, что нужно было сделать, готовясь к высадке, космо­навты сделали. Стены кают-компании были увешаны снимками планеты. Цветные фотографии очень точно передавали особен­ности природы. Марс по-прежнему выглядел довольно невесе­лым, однородным. Но он уже стал объектом непосредственного изучения, и это изменило отношение космонавтов к нему. Они всматривались в фотографии с заинтересованностью исследова­телей. И хотя Павел с Витей совсем недавно утверждали, что все равно, где высаживаться, сейчас вдруг заволновались, не могли остановить выбор на каком-нибудь конкретном месте. Ведь, по­мимо запланированного перед полетом озера Солнца, они долж­ны были наметить для себя еще два района.

Бурмаков не торопил товарищей, так как не только понимал их, а и сам чувствовал себя как на распутье.

И вот «Набат», изменив орбиту, неподвижно повис над запад­ной частью озера Солнца. Под кораблем раскинулась огромная равнина, и только далеко на севере к ней подступала невысокая горная гряда.

Взволнованный Бурмаков, собрав экипаж, торжественно произнес:

— Павел Константинович, принимайте обязанности капитана!

Еще на Земле было решено, что первым на Марс отправится самый опытный — Бурмаков. Павел понимал, что это правиль­но. И все-таки еле удержался, чтобы не попросить Степана Ва­сильевича поменяться с ним. Нет, он не думал о лаврах человека, которому выпала честь быть на Марсе первым. Его беспокоило другое. Что там ждет космонавта, предсказать невозможно. Хоро­шо бы проверку на опасность сделал он, Гуща, чья жизнь не так ценна для человечества, как жизнь Бурмакова. Но он был дисцип­линирован и, встав, коротко ответил:

— Есть!