Под стягом победным

But even in his sleep tumultuous dreams came to harass him - dreams of Maria, against which he struggled, sweating, knowing that Maria's body was now only a liquid mass of corruption; nightmares of death and imprisonment; and, ever-recurring, dreams of Barbara smiling to him on the farther side of the horrors that encompassed him.	Однако спал он тревожно - ему снилась Мария, и он бежал от этого сна, зная, что ее тело разлагается под землей. Ему снились тюрьма и смерть, и, неотступно, за всеми ужасами, далекая, смеющаяся леди Барбара.
From one point of view the death of his wife was of benefit to Hornblower during those days of waiting.	В некотором роде смерть жены выручила его, подарила предлог оставаться молчаливым и неприступным во все дни ожидания.
It provided him with a good excuse for being silent and unapproachable. Without being thought impolite he could find a strip of deck and walk by himself in the sunshine.	Не нарушая законов вежливости, он мог ходить по свободному участку палубы под теплыми солнечными лучами.
Gambier could walk with the captain of the fleet or the flag captain, little groups of lieutenants and warrant officers could walk together, chatting lightly, but they all kept out of his way; and it was not taken amiss that he should sit silent at the Admiral's dinner table and hold himself aloof at the Admiral's prayer meetings.	Г амбир прохаживался с капитаном флота или флаг-капитаном, уоррент-офицеры гуляли по двое, по трое, весело переговариваясь, но все избегали попадаться ему на пути, никто не обижался, что он сидит за обедом мрачнее тучи или держится особняком на адмиральских молитвенных собраниях.
Had it not been so he would have been forced to mingle in the busy social life of the flagship, talking to officers who would studiously avoid all reference to the fact that shortly they would be sitting as judges on him at his court martial.	В противном случае ему пришлось бы окунуться в бурную светскую жизнь флагмана, говорить с офицерами, которые бы вежливо обходили молчанием предстоящий трибунал.
He did not have to join in the eternal technical discussions which went on round him, stoically pretending that the responsibility of having surrendered a British ship of the line sat lightly on his shoulders.	Он не хотел вступать в бесконечные разговоры о парусах и тросах, героически делая вид, будто тяжесть сданного "Сатерленда" не давит на его плечи.
Despite all the kindness with which he was treated, he felt a pariah.	Как ни добры были окружающие, он чувствовал себя изгоем.
Calendar could voice open admiration for him, Gambier could treat him with distinction, the young lieutenants could regard him with wide-eyed hero-worship, but they had never hauled down their colours.	Пусть Календер открыто восторгается его подвигами, пусть Гамбир держится уважительно, пусть молодые лейтенанты глядят на него круглыми от восхищения глазами - однако ни один из них не спускал флага перед неприятелем.
More than once during his long wait Hornblower found himself wishing that a cannonball had killed him on the quarterdeck of the Sutherland.	Не раз и не два, гуляя по палубе, Хорнблауэр желал, чтоб его убило ядром на шканцах "Сатерленда".
There was no one in the world who cared for him now - the little son in England, in the arms of some unknown foster-mother, might grow up ashamed of the name he bore.	Он не нужен ни одной живой душе - маленький сын в Англии, на попечении безвестной кормилицы, возможно, с годами будет стыдиться своего имени.
Suspecting, morbidly, that the others would treat him like an outcast if they could, he anticipated them and made an outcast of himself, bitterly proud.	Возомнив, что окружающие будут его сторониться, он сам с гордой горечью сторонился окружающих.