Почему не Эванс?

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал Бобби. – Эта история определенно необычайная. Но я бы сказал, что мы попали в спектакль, а не в книгу. Словно вышли на сцену в середине второго действия, и на самом деле у нас нет ролей в этой пьесе, но мы должны что-то играть, и задача эта оказывается чертовски трудной, поскольку нам неизвестно, что было представлено в первом действии.

Фрэнки энергично кивнула:

– Я даже думаю, что мы попали не во второе действие… На мой взгляд, мы уже в третьем. Бобби, кажется, нам предстоит трудная дорога к завязке… И надлежит действовать быстро, потому что финальный занавес, как мне кажется, вот-вот опустится.

– Над валяющимися по всей сцене трупами, – усмехнулся Бобби. – И попали мы в нее благодаря трем простым словам, бессмысленным, с нашей точки зрения: «Почему не Эванс»?

– Не кажется ли тебе странным, Бобби, что хотя мы уже многое выяснили, обнаружили новых персонажей пьесы, но к таинственному Эвансу так и не приблизились?

– У меня есть идея относительно Эванса. Мне кажется, что он на самом деле ни при чем – пусть он и стал для нас стартовой точкой, – но сам по себе, возможно, попросту незначителен. Это как в сказке о валлийском принце, построившем чудесный дворец или храм над надгробием своей возлюбленной. И когда закончил свой труд, оказалось, что совершенству мешает одна маленькая деталь. Он сказал: «Уберите ее». А деталью этой оказалось само надгробие.

– Подчас, – заметила Фрэнки, – я не верю, что этот самый Эванс существует на свете.

С этими словами она кивнула Бобби и повернула назад.

Глава 21 Роджер отвечает на вопрос

Фортуна благоприятствовала Фрэнки, ибо она столкнулась с Роджером около дома.

– Привет, – сказал он, – смотрю, ты рано вернулась из Лондона.

– Не было настроения торчать в городе, – ответила Фрэнки.

– В дом еще не заходила? – спросил Роджер, посерьезнев. – Николсон, насколько мне известно, открыл сегодня правду о состоянии старого доброго Генри бедняжке Сильвии. Несчастная девочка убита горем. Похоже, она совершенно не имела представления о его состоянии.

– Да, знаю, – ответила Фрэнки. – Я вошла в библиотеку, когда они оба находились там. Сильвия была крайне расстроена.

– Вот что, Фрэнки, – сказал Роджер, – лечение Генри просто необходимо. Причем не потому, что привычка так сильно овладела им. Он принимает наркотик не так уж долго. Все обстоятельства требуют, чтобы он занялся лечением: Сильвия, Томми, дом, наконец. Нужно только заставить его воспринимать ситуацию трезвым взглядом. Николсон как раз и есть тот самый человек, который в состоянии исправить дело. Позавчера я разговаривал с ним об этом. Доктор утверждает, что в последнее время добился потрясающих успехов с некоторыми больными, годами остававшимися в рабстве у мерзкого зелья. Если Генри только согласится лечь в его клинику…

Фрэнки перебила его:

– Я хочу кое о чем спросить тебя, задать один только вопрос, и надеюсь, ты не сочтешь меня досадно назойливой особой.

– В чем же дело? – спросил Роджер, целиком превратившись во внимание.

– Ты не хочешь рассказать мне, зачем вынул фотографию из кармана того человека, который разбился, упав со скалы в Марчболте?

Фрэнки внимательно наблюдала за ним, фиксируя каждую мелкую деталь выражения его лица. И осталась удовлетворена увиденным.

Легкая досада, тень смущения – ни малейшего следа вины или страха разоблачения.

– Что ж, скажи мне, как ты до этого додумалась? Или об этом рассказала тебе Мойра… Однако она ничего не знала.

– Так, значит, ты это сделал?

– Похоже, придется признаться. Да.

Роджер явно смутился:

– Ну посмотри на это моими глазами. Вот я караулю труп какого-то неизвестного мне человека. Из кармана его выпадает фото. Я смотрю на него и по удивительному совпадению вижу лицо знакомой мне женщины, замужней женщины, кстати, причем женщины, живущей в не слишком счастливом браке. Что будет дальше? Дознание. Шумиха в обществе. Имя несчастной девушки, возможно, попадет во все газеты. Повинуясь порыву, я забрал фото и порвал его. Смею признать, что поступил неправильно, однако Мойра Николсон чудесная и нежная личность, и я не хотел ей неприятностей.

Фрэнки глубоко вздохнула:

– Значит, вот как оно было. Если бы ты только знал…

– Что знал? – удивился Роджер.

– Вряд ли могу сказать тебе прямо сейчас, – ушла от ответа Фрэнки. – Все это очень сложно. Может быть, потом. Я способна понять, почему ты забрал фотографию, но что мешало тебе опознать этого человека? Не следовало ли тебе сказать полиции, что ты знаешь его?

– Знаю его… откуда? – взволновался Роджер. – Как я мог опознать его? Я не был знаком с ним.

– Ты встречал его здесь – за неделю до несчастного события.

– Девочка моя, ты сошла с ума?

– Алан Карстерс… Ты был знаком с человеком по имени Алан Карстерс?

– Ну да. Он приезжал вместе с Ривингтонами. Но погибший не был этим Карстерсом.

– Нет, был.

Они уставились друг на друга, и Фрэнки произнесла, ощутив, что в душе ее обновляются подозрения.

– Ты же мог узнать его.

– Я не видел его лица.

– Что?

– Не видел. Оно было прикрыто платком.