Пятая руна

Она никогда не читала книг, кроме Молитвенника и Священного Писания. Никогда не смотрела телевизор, хотя Дилан вечно держал его включенным, не слушала ни радио, ни просто музыку, только временами сама что-нибудь напевала, возясь с домашними делами. Именно так: напевала за работой, а не пела специально, потому что пение это не занятие. Человек же всегда должен быть чем-то занят, проводить время в праздности грешно.

Пожалуй, она была счастливее меня, потому что жила в мире с собой, не ища ответов на сложные вопросы. Зачем, если всё и так определено и установлено: заботься о семье и общине, честно трудись и молись. Чего ещё желать от жизни? Желать вообще грешно, ведь Бог каждому даёт ровно то, что назначено, и как можно даже в мыслях оспаривать Его волю? Просто трудись больше, и тебе воздастся. Но трудись не ради воздаяния, а потому, что труд угоден Богу.

Из всего этого довольно очевидно следовало, что занятий Дилана мама никогда не одобряла. Про себя она считала, что ему следовало бы не сочинять ерунду для праздных глупцов, а получить настоящую профессию и найти настоящую работу. Ремонтировать машины, к примеру — такое умение всегда пригодится и обеспечит куском хлеба. Когда сын нашей соседки пошёл учиться на автомеханика, мама не меньше сотни раз намекнула Дилу, что очень ждёт от него того же. Но ни разу не сказала прямо, ведь женщина не может указывать мужчине, как тому жить. Даже если этот мужчина её сын. Именно поэтому мама расстраивалась переживала, изводилась… но терпела.

Вот эта её добровольная покорность обстоятельствам заставляла меня сейчас мучиться чувством вины. За то, что не удержала брата от роковой ошибки, что уже солгала маме и собираюсь солгать ещё, что всё сделала не так. За то, что нарушала правила. За то, что совсем не такая дочь, какую хотелось бы маме.

Умом я понимала, что ни в чём не виновата, что никакие мои слова и действия по правде не удержали бы Дилана ни от первой, ни от второй поездки. И если бы я сразу сказала всю правду и никуда вчера не поехала, мы с мамой сейчас просто вдвоём сходили бы с ума от страха и неизвестности. Но, может, поступи я так, как мама считала правильным, ей было бы хоть немного легче.

Перебирая эти мысли, я окончательно запуталась, не в первый уже раз. Прав был папа: своим умом жить куда сложнее, чем чужими правилами. И пожалуй, мне пора уже окончательно определиться, кто я и кем хочу стать. Я люблю свою маму, но не могу быть такой, какой ей хочется меня видеть. И поступать так, как она считает правильным, тоже не могу, потому что не считаю это разумным. Поэтому поступлю по-своему. Тем более в нынешней ситуации в никуда ведут оба пути, но мой оставляет хоть какую-то надежду.

— Оливия, у вас же найдётся лист бумаги и ручка?

Я вздрогнула, возвращаясь к реальности. И очень обрадовалась, что мои размышления закончились вовремя, именно когда я остановилась на более или менее приемлемом решении. Неизвестно, до чего ещё я могла дойти, обдумывая таким манером всю свою жизнь.

— Конечно, — быстро пробормотала я, зарываясь в сумку.

Уже вытащив листок из тетрадки и отыскав в боковом кармане ручку, я сообразила, что смутилась совершенно зря. Моей задумчивости сейчас никто не удивится, а лезть с советами и утешениями… к счастью, я не в той компании.

Некромант взял у меня листок и быстро изобразил на нём нечто, больше всего похожее на проглотившего кирпич пеликана. Критически осмотрел своё творение, покрутил его в руках, а потом протянул профессору.

— Вот так выглядит клеймо Бартолу, если что. Изображение не вполне точное, уж прости, но узнать можно.

— Спасибо, что наконец-то догадался его показать, — чуть язвительно поблагодарил профессор, изучая рисунок. — Что это вообще за символ?

— Это сигил «лагастас», знак демона-покровителя круга Бартолу, — любезно просветил нас магистр. — По крайней мере, такая версия изложена в «Книге Печатей».

— А у тебя есть «Книга Печатей»? — немедленно оживился Никас.

— Нет, — отрезал некромант. — У меня есть справочник, написанный на её основе. Полнотой информации не отличается, но пользоваться можно. И да, прежде чем ты спросишь: я знаю, на сколько лет тянет такое признание. Мне плевать.

— Ну да, конечно, — каким-то странным тоном согласился Никас. — Думаю, в данном случае это хорошо, и давайте на этом остановимся. Ничего, если я выйду где-нибудь у площади Самделлани, хочу там заглянуть в один магазинчик.

— Ничего, — согласился профессор. — Нам всё равно в университет заезжать.

— Думаешь, Шетт уже остыл? — невесело усмехнулся некромант.

— Ни в коем случае, раньше завтрашнего дня с ним встречаться не стоит, — мотнул головой Лирс, аккуратно складывая рисунок. — Просто хочу кое-что забрать из кабинета. Да и машина твоя, насколько помню, там осталась.

— Точно, — кивнул магистр. — Тогда я и девушку домой подвезу. Заодно взгляну, что там в её доме с оберегами. На всякий случай.

* * *