Перси Джексон и лабиринт смерти

Я перевел взгляд на землю. Как ни восхитительны были звезды, Калипсо была вдвое ярче. Ну, в смысле, я встречался с самой богиней любви, Афродитой, и никогда не сказал бы этого вслух, а не то она меня испепелит, но, на мой вкус, Калипсо была куда красивее, потому что она выглядела совершенно естественно, словно вообще не старалась быть красивой и даже не думала об этом. Она просто… была. Со своей золотистой косой, в белом платье, она как будто сияла в лунном свете. В руках она держала крохотное растеньице с хрупкими серебристыми цветочками.

– Я просто смотрел на…

Я поймал себя на том, что пялюсь на ее лицо.

– Э-э… забыл.

Она негромко рассмеялась.

– Ну, раз уж ты встал, помоги мне их посадить.

Она протянула мне растеньице – внизу у него был комок земли, переплетенной корешками. Цветочки слабо светились у меня в руках. Калипсо взяла лопатку, повела меня на край цветника и принялась копать.

– Оно называется «Лунное кружево», – объяснила Калипсо. – Его можно сажать только ночью.

Я смотрел на лепестки, перемигивающиеся серебристым светом.

– А для чего оно?

– Для чего? – переспросила Калипсо и задумалась. – Да ни для чего, наверное. Оно живет, оно светится, оно красивое. Что еще от него требуется?

– Наверное, ничего, – сказал я.

Она взяла растеньице, и наши руки встретились. Пальцы у нее были теплые. Она посадила лунное кружево и отступила назад, любуясь своей работой.

– Люблю я свой садик!

– Да, сад офигенный, – согласился я. Ну, в смысле, я вообще-то садоводством не особо увлекаюсь, но у Калипсо были беседки, увитые розами шести разных цветов, и решетки, оплетенные жимолостью, и ряды виноградных лоз, увешанных красными и пурпурными гроздьями, при виде которых Дионис обзавидовался бы.

– Там, дома, – произнес я, – мама всегда мечтала о саде.

– Отчего же она его не посадила?

– Ну, мы же на Манхеттене живем. В квартире.

– На Манхеттене? В квартире?

Я уставился на нее.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю, да?

– Боюсь, что нет. Я не покидала Огигии уже… очень давно.

– Ну, на Манхеттене большой город, там сады разводить негде.

Калипсо нахмурилась.

– Как жаль! Гермес меня навещает время от времени. Он мне рассказывает, что мир вовне сильно изменился. Но я как-то не думала, что он изменился настолько сильно, что уже и сада не разведешь.

– А почему ты не покидала своего острова?

Она потупилась.

– Это мне в наказание.

– За что? Что ты такого натворила?

– Я? Ничего. Но зато, боюсь, мой отец много всего натворил. Его зовут Атлас.

От этого имени по спине у меня пробежала дрожь. Прошлой зимой я встречался с титаном Атласом, и встреча эта была не очень-то приятной. Он пытался убить почти всех, кто мне дорог.

– Ну, все равно, – неуверенно сказал я, – нечестно же наказывать тебя за то, что сделал твой отец. Я знал другую дочь Атласа. Ее звали Зоя. Она была одна из самых храбрых людей, кого я встречал в своей жизни.

Калипсо долго смотрела на меня. Взгляд у нее был печальный.

– В чем дело? – спросил я.

– Ты… ты уже исцелился, мой отважный? Как ты думаешь, скоро ли ты сможешь меня покинуть?

– Чего? – переспросил я. – Не знаю…

Я подвигал ногами. Они по-прежнему плохо слушались. И голова у меня уже кружилась оттого, что я столько времени провел на ногах.

– А ты хочешь, чтобы я ушел?

– Я… – она осеклась. – Утром увидимся. Спокойной ночи.

И убежала в сторону пляжа. Я так растерялся, что ничего не сделал: просто стоял и смотрел ей вслед, пока она не исчезла во тьме.

Не скажу точно, сколько времени прошло. Как и говорила Калипсо, у нее на острове было трудно следить за временем. Я знал, что мне надо уходить. В лучшем случае друзья обо мне тревожатся. А в худшем им может грозить серьезная опасность. Я даже не знал, выбралась Аннабет из вулкана или нет. Я несколько раз пытался воспользоваться эмпатической связью с Гроувером, но не мог установить контакт. Очень противно было не знать, все ли с ними в порядке.

С другой стороны, я на самом деле был очень слаб. Я не мог проводить на ногах больше нескольких часов подряд. Что бы я ни сделал там, в горе Сент-Хеленс, это высосало меня, как никогда в жизни.

Я не чувствовал себя каким-то узником или пленником. Я помнил гостиницу-казино «Лотос» в Лас-Вегасе, где меня до того затянуло в дивный мир игр, что я едва не забыл обо всем, что было мне дорого. Но остров Огигия был совсем не такой. Я все время думал об Аннабет, о Гроувере, о Тайсоне. Я отлично помнил, почему мне надо уходить. Я просто… просто не мог уйти. И потом, там была сама Калипсо.