Остроумие и его отношение к бессознательному

Хочется надеяться, что теперь мы ясно видим наконец нашу цель. При обсуждении технических приемов остроумия нам мешало то обстоятельство, что они присущи не одному только остроумию, однако природа остроумия как будто зависит от них, ибо устранение этих приемов путем редукции влечет за собой утрату остроумности и удовольствия от нее. Теперь-то мы понимаем, что описанные нами технические приемы остроумия – по ряду причин мы должны продолжать называть их так – суть, скорее, источник, из которого остроумие извлекает удовольствие. Нет ничего странного в том, что другие приемы, ведущие к той же цели, пользуются сходными источниками. Свойственная одному остроумию техника заключается в способности обеспечивать защиту доставляющих удовольствие приемов от возражений критики, которая может испортить удовольствие. Об этой способности мы мало что можем сказать в общих чертах. Работа остроумия проявляется, как уже упоминалось, в выборе такого словесного материала и таких ситуаций мышления, которые позволяют былой игре словами и мыслями выдержать натиск критики. Для этой цели нужно использовать все особенности запаса слов и все сочетания мыслей – ради искусного составления текста. Быть может, впоследствии еще придется охарактеризовать работу остроумия неким одним определенным качеством, но пока такой выгодный для остроумия выбор и сама его возможность остаются необъясненными. Если намерение и работа остроумия заключаются в защите от критики словесных и мыслительных связей, доставляющих удовольствие, то это уже существенная особенность забав. Работа остроумия исходно заключается в том, чтобы упразднять внутренние задержки и делать легкодоступными те источники удовольствия, которые стали почему-то недоступными. Мы увидим, что остроумие на протяжении своего развития отвечает этой характеристике.

Мы в состоянии дать правильную оценку и фактору «смысла в бессмыслице», которому классические авторы придают столь важное значение при описании остроумия и при объяснении доставляемого им удовольствия. Два твердо установленных условия остроумия – его стремление добиваться исполненной удовольствия игры и стремление оградить эту игру от критики разума – объясняют исчерпывающим образом, почему отдельная шутка, с одной точки зрения будто бы бессмысленная, с другой точки зрения считается глубокомысленной или, по крайней мере, приемлемой. Как именно шутки выполняют эти условия – уже забота остроумия; там, где этого не происходит, шутка отвергается как нелепица. Но нам вовсе не обязательно считать удовольствие от остроумия производным от антагонизма чувств, которые проистекают из смысла и одновременно из бессмысленности шуток, будь то непосредственно или путем «смятения вследствие непонимания и внезапного уяснения». Также нет необходимости вдаваться в выяснение того, каким образом удовольствие может возникать из замены оценки бессмыслицы на признание осмысленности. Психогенез остроумия научил нас тому, что удовольствие от шуток обусловлено игрой в слова или освобождением бессмыслицы, а смысл шутки призван лишь защитить это удовольствие от упразднения критикой.