Предшествующие рассуждения привели нас внезапно к истории развития (или психогенезу) остроумия, который теперь следует изучить пристальнее. Мы исследовали предварительные ступени остроумия, развитие которых вплоть до тенденциозных острот может раскрыть, полагаю, новые взаимоотношения между различными характерными признаками остроумия. Каждой шутке предшествует нечто, что можно обозначить как игру или забаву.
Игра – мы будем придерживаться этого наименования – свойственна ребенку в ту пору, когда он учится употреблять слова и присоединять мысли одна к другой. Эта игра подчиняется, видимо, одному из влечений, которые вынуждают ребенка к развитию своих способностей (Гроос). При этом ребенок наталкивается на воздействие удовольствия, проистекающее из повторения сходного, из открытия заново уже известного, из созвучий и т. д.; данное удовольствие следует трактовать как неожиданную экономию психических затрат[122]. Не должно удивлять, что удовольствие поощряет ребенка к игре и побуждает его продолжать играть, не обращая внимания на значение слов и на связь предложений. Игра словами и мыслями, которая мотивируется определенным удовольствием от экономии, тем самым оказывается первой, предварительной ступенью остроумия.
Прекращает игру усиление того фактора, который заслуживает названия критического отношения (или разумности). Отныне игру забрасывают как нечто бессмысленное или прямо противоречащее здравому смыслу, она становится невозможной из-за критического отношения к ней. При этом исключается всякое (помимо случайного) извлечение удовольствия из источников открытия заново уже известного и т. д., разве что взрослый человек не приходит в радостное настроение, которое упраздняет критическую задержку – как у ребенка в игре. Хотя в этом случае становится возможной прежняя игра, доставляющая удовольствия, взрослый человек не готов ждать, когда это произойдет, и не хочет отказываться от удовольствия, которое может испытать. Иными словами, он ищет способы обретения независимости от радостного настроения, а дальнейшее развитие в сторону остроумия подчинено двум устремлениям – избегать критики и подыскать замену расположению духа.
Так зарождается вторая предварительная ступень остроумия – забава. Она желает продлить удовольствие от игры и тщится заставить замолчать вместе с тем голос критики, который не позволяет возникнуть чувству удовольствия. К цели ведет один-единственный путь – бессмысленное сопоставление слов или противоречащее здравому смыслу нанизывание мыслей должно все-таки иметь какой-то смысл. Все искусство работы остроумия направлено на то, чтобы найти такие слова и формулировки мыслей, при которых это условие выполняется. Все технические приемы остроумия находят себе применение в забаве, а обыденная речь не отделяет резко забаву от остроумия. Отличительный признак забавы состоит в том, что в ней смысл ускользнувшей от критики фразы не должен быть ценным, новым или просто удачным; допускается его выражать в таком вот виде, пусть подобные слова и фразы неупотребительны, излишни или бесполезны. В забаве на передний план выдвигается удовлетворение от произнесения того, что запрещено критикой.
Простая забава – это, например, определение Шлейермахером ревности (Eifersucht) как страсти (Leidenschaft), которая «ревностно» ищет (mit Eifer sucht) то, что причиняет страдания (Leiden schaft). Сюда же относится следующее восклицание профессора Кэстнера, преподававшего физику в Геттингене в XVIII столетии и слывшего остряком. На вопрос о возрасте, заданный студенту по фамилии Кригк, он, получив ответ, что студенту 30 лет, воскликнул: «Ах, в таком случае я имею честь лицезреть тридцатилетнюю войну» (