Остроумие и его отношение к бессознательному

Зигмунд Фрейд Остроумие и его отношение к бессознательному

А. Аналитическая часть

I Введение

Всякий, кому доводилось когда-либо искать в эстетической и психологической литературе объяснение сущности остроумия и его отношений с другими видами душевной деятельности, должен признать, что философские изыскания не коснулись остроумия в той мере, какой оно заслуживает из-за своего положения в жизни нашей души. Только отдельные мыслители подробно интересовались проблемами остроумия – среди них, впрочем, встречается ряд блестящих имен: это романист Жан-Поль (Рихтер), философы Теодор Фишер, Куно Фишер и Теодор Липпс. Правда, и они размышляют об остроумии как бы вскользь, а главный интерес их исследований сосредоточен на более широкой и более заманчивой теме комического.

При изучении указанной литературы складывается впечатление, будто совершенно невозможно трактовать остроумие вне его связи с комическим.

По Т. Липпсу (1898)[1], остроумие есть «нечто комическое, причем сугубо субъективное»; то есть это комическое, «которое мы сами производим, которое дополняет наше поведение как таковое, к которому мы всегда относимся как его субъект, но никогда как его объект, пусть даже добровольный объект». Это положение разъясняется далее: мол, остроумием называется вообще «всякое сознательное и успешное порождение комического, будь то из созерцания или из ситуации».

К. Фишер (1889) показывает отношение остроумия к комическому с помощью карикатур, которые в его изложении занимают промежуточное положение между остроумием и комизмом. Комическое обращается к безобразному в одной из форм проявления последнего: «Там, где оно [безобразное] скрыто, его следует выявить и представить в свете комического созерцания. Где оно едва замечается, его необходимо осветить и так подчеркнуть, чтобы оно стало ясным и очевидным… Так возникает карикатура». «Весь наш духовный мир – интеллектуальное царство наших мыслей и представлений – отнюдь не обнажается под внешним взглядом. Его нельзя вообразить непосредственно и наглядно. Однако он обладает различными ограничениями, недостатками и уродствами, которые в совокупности своей составляют обилие нелепых и комических противопоставлений. Чтобы выпятить их и сделать доступными эстетическому созерцанию, требуется сила, которая будет в состоянии не просто воображать объекты непосредственно, но и сама сможет судить об этих образах фантазии и объяснять их, – то есть сила, проясняющая мысли. Такой силой может считаться лишь суждение. Остроумие есть суждение, производящее комическое противоречие. Оно незримо присутствует в карикатуре, а в суждении приобретает свою особую форму и свободное поприще для развития».

Как мы видим, Липпс усматривает характерный признак остроумия среди всего комического в активном поведении субъекта, тогда как Фишер опирается на отношение остроумия к своему объекту и считает, что оно должно выявлять скрытое уродство царства мыслей. Обоснованность этих утверждений не может быть проверена; более того, их вряд ли можно признать внятными вне той взаимозависимости, из которой они как будто извлечены. Поэтому необходимо разобрать представления о комическом у этих авторов, прежде чем что-либо прояснится по поводу остроумия. Между тем из других отрывков следует, что указанные авторы сумели обнаружить и описать существенные и общераспространенные признаки остроумия, совершенно пренебрегая его связью с комическим.

Характеристика остроумия, которая, похоже, вполне удовлетворяла К. Фишера, гласит: «Остроумие есть игривое суждение». Для пояснения этого выражения приводится аналогия: «Подобно тому как эстетическая свобода заключается в праве на игривое созерцание мира». В другом месте эстетическое отношение к объекту характеризуется условием, что мы-де от этого объекта ничего не требуем; нам не нужно удовлетворение наших главных потребностей, мы просто довольствуемся наслаждением при созерцании. Эстетическому отношению позволено быть игривым в противоположность труду: «Могло случиться и так, что из эстетической свободы возник особый вид суждения, избавленный от обыденных оков и правил; этот вид суждения я, ввиду его происхождения, хочу назвать «игривым». В этом понятии содержится первое условие, если не целиком вся формула, разрешающая нашу задачу. Жан-Поль говорил: «Свобода дает остроумие, а остроумие дает свободу. Остроумие – всего лишь забава с идеями»[2].