Мы едва ли станем опровергать эти слова Фишера – по сути, мы переводим его мысли в наш способ выражения, – если заявим, что остроумная деятельность не может быть названа нецелесообразной или бесцельной, поскольку она, вне сомнения, ставит себе целью вызывать у слушателя удовольствие. Вряд ли, думаю, возможно предпринять что-либо, не принимая во внимание цель. Если наш душевный аппарат не требуется для обеспечения какого-то необходимого удовлетворения, то мы позволяем ему самому работать для удовольствия, стремимся извлечь удовольствие из его собственной деятельности. На мой взгляд, это общее условие, которому подчинены все эстетические представления. Но я слишком мало понимаю в эстетике, чтобы доказать свое суждение. Что же касается остроумия, то я могу, на основании двух доказанных ранее положений, утверждать, что оно является деятельностью, направленной на получение удовольствия от душевных процессов – интеллектуальных или каких-то иных. Существуют, конечно, прочие виды деятельности, которые имеют своей целью то же самое удовольствие. Быть может, их специфика заключается в том, из какой области душевной деятельности они черпают удовольствие; или все дело в методе, которым они при этом пользуются. В настоящую минуту мы не можем решить наверняка, но придерживаемся того мнения, что техника остроумия и склонность к экономии, отчасти управляющая этой техникой, так или иначе связаны с получением удовольствия.
Прежде чем приступать к разрешению загадки того, каким образом технические приемы работы остроумия могут вызывать удовольствие у слушателя, хочу напомнить о том, что для упрощения и большей ясности мы сознательно отстранились от изучения тенденциозных острот. Пожалуй, следует все-таки попытаться объяснить, каковы устремления и намерения остроумия и каким образом оно обслуживает эти устремления.
Одно наблюдение в первую очередь напоминает нам о том, что мы не должны пренебрегать тенденциозными остротами при изучении происхождения удовольствия, получаемого от остроумия. Удовольствие от безобидной шутки в большинстве случаев умеренное; явное удовлетворение и легкая усмешка – вот что она может вызвать у слушателя. К тому же некоторую часть этого воздействия нужно приписать содержанию мысли, как отмечалось для некоторых примеров. Шутка, лишенная намерения, почти никогда не вызывает тех неожиданных взрывов смеха, которые делают столь неотразимой остроту тенденциозную. Техника в обоих случаях может быть одинаковой, и потому должно возникнуть предположение, что тенденциозная острота именно в силу своей преднамеренности обладает источниками удовольствия, недоступными безобидной шутке.
Устремления остроумия легко обозреть. Там, где шутка не является самоцелью, то есть там, где не безобидна, она служит всего двум намерениям, которые вдобавок могут быть объединены в одну точку зрения: она является либо враждебной (нападки, сатира, оборона), либо скабрезной (обнажение неприглядного). Особо отметим, что техническая разновидность остроумия – будет это словесная шутка или шутка по смыслу – не имеет никакого отношения к указанным намерениям.
Гораздо подробнее следует изложить, каким образом остроумие служит выражению этих намерений. Я хотел бы при этом начать не с враждебной, а с обнажающей остроты, которая гораздо реже удостаивалась изучения (как будто отрицательное отношение к материалу исследования переносилось на сам предмет исследования). Мы не позволим ввести себя в подобное заблуждение, так как быстро выявляется пограничный вид остроумия, который обещает привести к разъяснению многих неясностей.
Известно, что под «сальностью» понимается умышленное подчеркивание в речи сексуальных обстоятельств и отношений. Пока это определение не более основательно, чем другие. Доклад об анатомии половых органов или о физиологии совокупления не имеет, несмотря на данное определение, ни одной точки соприкосновения с сальностью. Следует также помнить, что сальность предназначается определенному лицу, которое вызывает у рассказчика половое возбуждение и которое при выслушивании сальности должно узнать об этом и само испытать сексуальное возбуждение. Вместо этого оно может устыдиться или смутиться, предъявить реакцию на возбуждение и таким окольным путем признать его наличие. То есть сальность первоначально направлена на женщину и должна быть приравнена к попытке совращения. Если мужчина затем забавляется в мужском обществе, рассказывая или выслушивая сальности, то тем самым он одновременно наслаждается исходной ситуацией, которая не может быть воспроизведена. Кто смеется над услышанной сальностью, тот смеется как очевидец сексуальной агрессии.