Особое назначение

...На столе у Бычкова лежала записка: «Иди паровозом. Кичи не будет. Расчет с наваром». Что означало: бери все на себя, тюрьма малолетке не грозит, доля твоя будет увеличена. Записка эта насторожила Бычкова тем, что уж очень от нее попахивало профессионально-воровским жаргоном. Его подопечные пацаны не прочь были щегольнуть блатными словечками, но написавший это послание владел воровской «феней» в совершенстве. Писать так мог или опытный вор, пахан, или тот, кого он обучал, кто был с ним всегда рядом и бегал не в «шестерках», а на равных делил с ним риск, удачу, провалы, бродячую, с оглядкой, жизнь, отчаянную воровскую гульбу и серую, как зола, скуку.

Тихонов расстрелян. Никто из местного «взросляка» с малолетками не повязан. Это установлено точно. Остается — Полетайка. Только он, прошедший всю «школу» Тихоньки, мог написать эту записку. Адресована она была Журавлеву, и обнаружили ее в изнанке шерстяных носков, которые тот просил ему передать. Бычков записку Журавлеву на допросе прочел, но Журавлев заявил, что знать не знает, кому она написана и как попала в носки, переданные ему родной сестрой.

Ничего другого Бычков не ожидал. И Журавлев и Хохлов, порознь и вместе, Полетайку не называли, о похищенных из магазина на Некрасова деньгах и драгоценностях говорить отказывались, требовали их предъявления, что же касается коробочки из-под часов, на которых были обнаружены отпечатки пальцев Журавлева, то он, ухмыляясь, просил записать в протокол, что, мол, коробочку в руках держал, но была она уже пустая.

Так ничего не добившись, Бычков отправил их обратно в камеру. Была у него мысль на очной ставке Журавлева свести с Полетайкой, а Хохлова с Кононовым. Вдруг да не выдержат нервишки, начнут топить друг друга и прояснят картину. Но посланный за ними Толя Васильев вернулся ни с чем! Полетайка и Кононов с компанией из детколонии сбежали. Бычков со своими сотрудниками обошли все известные им подвалы и чердаки, но никого не обнаружили.

Юрскому об этом Бычков еще не сообщал и теперь сидел и думал, с чем ему идти к нему на доклад. В тишине кабинета телефонный звонок показался ему необычно громким, и Бычков, вздохнув, — небось Юрский вызывает! — снял трубку.

— Бычков слушает... Привет, Сергей!.. Какая девчушка? Так... Так... Да, пропусти, Сергей Иванович...

Повесил трубку, убрал в ящик стола бумаги, хотел снова сесть за стол, но раздумал и остался стоять. В дверь робко постучали.

— Входите, — шагнул к двери Бычков.

Дверь распахнулась, и Хельга, прижимая к груди небольшой узелок, нерешительно остановилась на пороге.

— Проходи, проходи... — подбодрил ее Бычков. — Не стесняйся!

Хельга кивнула, но продолжала стоять, оглядывая кабинет.

— Садись, — указал ей на диван Бычков и, дождавшись, когда Хельга неловко присела на самый краешек, сел рядом. — Рассказывай, с чем пришла?

Хельга вздохнула, будто собираясь с силами, положила на колени узелок, развязала его и, расправив края, сказала:

— Вот!..

На платке лежали пачка денег, золотые дамские часы, браслет и серьги.

— Так... — сказал Бычков. — И что сие значит?

— Это Коля вам сдает... То есть государству... Добровольно... — не глядя на Бычкова, сбивчиво ответила Хельга.

— Это какой же Коля? — щурясь смотрел на нее Бычков. — Уж не Яковлев ли?

— Я его фамилии не знаю... Может быть, и Яковлев... Такой совсем невысокий, он еще прихрамывает... Неужели вы не помните?

— Помню, — ответил Бычков. — Только не он эти вещи и деньги сдает.

— А кто же? — опустила голову Хельга.

— Ты, — усмехнулся Бычков. — Тебе ведь он их принес. Так или нет?

— Так... — кивнула Хельга, и губы у нее задрожали.

— Плакать только не надо, — тронул ее за плечо Бычков. — В подарок принес?

— Да, — закусила губу Хельга. — А я сказала, что не возьму... Не могу я этого взять...

— Догадалась, откуда они? — мягко спросил Бычков.

— Он сам сказал, — открыто взглянула на него Хельга, и губы у нее опять задрожали. — Боюсь я...

— Он что, знает, что ты сюда пошла? — насторожился Бычков.

— Нет, — покачала головой Хельга. — Он ушел. А куда — я не знаю. За него я боюсь... И за вас.

— За меня-то чего бояться? — удивился Бычков.

— Я ему газету прочла... — очень тихо сказала Хельга, — Где про суд... И что приговор приведен в исполнение. Вы знаете про кого?

— Знаю, — хмуро кивнул Бычков.

— А Коля... Я его таким не видела никогда... — Хельга замолчала, не решаясь продолжать.

— Грозился? — помог ей Бычков.

— Сначала заплакал, а потом кричал... Страшно так... — Она закрыла глаза руками и всхлипнула.

— Обойдется! — похлопал ее по плечу Бычков. — Мне знаешь сколько раз грозили? И ничего! Жив!

— Очень он страшно кричал... — Хельга помолчала и робко спросила: — А можно записать, что это Коля вам деньги и вещи сдал? Через меня. Или никак нельзя?

— Нельзя, — вздохнул Бычков. — А что принесла — спасибо. Хорошо сделала.

— Кому хорошо? — подняла на него глаза Хельга. — Себе? А Коле? Ему не очень хорошо, да?

— Ему, пожалуй, не очень, — согласился Бычков. — А может, и хорошо. Если поймет, что ты для него сделала.