Особое назначение

— Все! Концы! Амба! — шептал он, не замечая, что щеки его мокры от слез. — Ну, суки!.. Ох, суки! — Потом вдруг вскочил и, потрясая над головой кулаками, закричал хрипло и страшно, по-звериному: — Я с вами поквитаюсь! Вы меня попомните! Суки продажные! Лягаши! Падло!..

И, тяжело приволакивая правую ногу, пошел к дверям.

— Коля! — бросилась к нему Хельга. — Куда!

Полетайка отшвырнул ее и хлопнул дверью.

Полетайка шел прямиком через поле, не разбирая дороги, спотыкаясь на кочках, увязая по колено в снегу. От слез у него слиплись ресницы, они мешали ему, он тер глаза кулаками и, приволакивая ногу, шел через поле к железнодорожной платформе. От поселка, где стояла мыза, до города езды было всего ничего, каких-нибудь минут тридцать, и все это время Полетайка простоял в обдуваемом ветром тамбуре, уткнувшись лбом в холодное железо стенки вагона. В городе он перешел с Витебского вокзала на Балтийский, благо находились они почти рядом, сел в пустой вагон паровичка, идущего в Гатчину, поднял воротник куртки, надвинул пониже на лоб кепку и закрыл глаза, сделав вид, что спит.

До ворот колонии Полетайка едва дохромал, так сильно болела нога. Мало того, что негодящая, да, видно, зашиб, когда раза два упал, споткнувшись об укрытые снегом кочки. Сгоряча он ничего не почувствовал, а сейчас нога болела все сильней и сильней. Полетайка растер колено, шагнул к калитке и только тогда увидел, что за распахнутыми настежь воротами стоит грузовик, доверху груженный досками, а рядом с шофером сидит человек в милицейской форме. Полетайка юркнул за дерево, пригибаясь, прошел вдоль забора, нырнул в лаз и оказался во дворе колонии, за дровяным сараем. Огляделся и негромко свистнул. Рядом послышался ответный свист, дверь сарая приоткрылась, и показалась голова Петьки Кононова.

— В корпус не ходи! — предупредил он. — Хряй сюда!

Полетайка вошел в сарай и прикрыл за собой дверь.

— Доской заложи! — сказал Кононов.

Полетайка подпер дверь и огляделся. На ящике из-под макарон горела свеча, на расстеленной газете стояла початая бутылка водки, открытая банка консервов, в буханку хлеба воткнуто лезвие финки, рядом с жестяной кружкой лежала колода карт. Вокруг ящика на сосновых чурбаках сидели Колька Салик, Васька Кобыла, Борька Псих и Антон Кречет. Кононов услужливо подставил Полетайке чурбачок, плеснул в кружку водку, пододвинул банку с консервами.

— Жилье себе новое нашли? — отодвинул от себя кружку Полетайка.

— Грузовик с досками видел? — спросил Кононов.

— Ну?

— Колонию лягавым передали. Забор новый будут строить. С вышками, все чин по чину! И свечек на вышки понатыкают!

— Сматываться надо, — мрачно сказал Полетайка.

— Считай, уже в бегах! — кивнул Кононов. — Темноты дождемся и подорвем. Есть у меня один подвальчик теплый на примете.

— А где Жура с Хохлом? — огляделся Полетайка.

— Замели, — отвел глаза Кононов. — Только ты смотался, за ними «воронок» приехал.

— Наследили, значит... — нахмурился Полетайка. — Говорил я вам, чтоб не лапали чего не надо! Пили небось на деле?

— Бутылку раздавили, — виновато кивнул Кононов.

— Дурачье! — покачал головой Полетайка. — Гроши при них?

— В казне. Тебе только долю отдал.

— Хоть до этого додумался!

Полетайка отломил от буханки корочку, пожевал. Кононов опять подвинул к нему кружку с водкой, но Полетайка снова отставил ее.

— Всех заложат! — вздохнул Кононов.

— Жура с Хохлом не заложат! — возразил Колька Салик.

— Опера этого не знаешь! — осадил его Кононов. — Он их наизнанку вывернет! — Щелкнул колодой карт и предложил: — Сыграем?

— Давай, — пожал плечами Полетайка. — Делать все равно нечего.

Он отодвинул в сторону консервную банку, пригляделся к газете, еще больше помрачнел, аккуратно оторвал от нее клочок и спрятал в карман.

— Чего углядел? — спросил Кононов.

— Чего надо, то и углядел, — хмуро сказал Полетайка. — Откуда газетка?

— А кто ее знает? — отмахнулся Кононов. — Кто-то из пацанов притащил.

— Заместо скатерти? — криво усмехнулся Полетайка.

— Не читать же? — засмеялся Кононов. — Мечу!

— Банка не вижу, — сощурил глаза Полетайка.

— Сотня!

— На деньги не играю, — сквозь зубы процедил Полетайка.

— Что ставишь?

— Бычкова.

— Чего?.. — растерялся Кононов.

— Оглох?! — хрипло крикнул Полетайка. — На опера играю! Карты всем!..

Он вытащил финку из буханки и с силой метнул ее в оборванный угол газеты, рядом с собой. Оглядел притихших мальчишек и угрожающе сказал Кононову:

— Ну?!..

Кононов, стараясь удержать дрожь в пальцах, медленно сдал карты.