Особое назначение

Они сидели у открытой дверцы печки и смотрели, как острые язычки огня облизывают сухие поленья, а те потрескивают от жара, темнеют, вспыхивают разом и, побушевав, опадают жаркой, мерцающей, багровой шапкой.

— Тебя совсем отпустили? — спросила Хельга.

— Сам ушел, — нахмурился Полетайка.

— Убежал? — испугалась она.

— От кого там бежать? Ни зоны, ни охраны. Захотел — ушел, захотел — вернулся.

— Вот и возвращайся! — сдвинула брови Хельга. — Когда совсем отпустят — приходи. Если захочешь. Места в доме много.

— Погоди ты! — рассердился Полетайка. — Мне воспитателей без тебя хватает! «Уходи», «приходи»! Не маленький!

— А то большой? — не сдержала улыбки Хельга.

— Рост тут ни при чем! — отмахнулся Полетайка и, помолчав, спросил: — Погрызть у тебя есть чего?

— Голодный?! — встрепенулась Хельга. — Хлеб есть, молоко.

— Богато живешь! — усмехнулся Полетайка.

— А что? — не приняла насмешки Хельга. — Знаешь, какое козье молоко полезное? От всех болезней!

— Ну-ну... — согласился Полетайка. — Дай-ка нож поострей.

— Вон, возьми, — кивнула Хельга на сапожный нож, лежащий на куче лучинок. — Зарезать меня хочешь?

— Ага! — Полетайка стянул с ноги сапог и принялся аккуратно подпарывать подкладку.

Хельга удивленно подняла брови, но промолчала и, только когда Полетайка принялся одну за другой вынимать из-за подкладки сапога сотенные и пятидесятки, тихонько охнула и отодвинулась в сторону. Полетайка сложил деньги в пачку, постучал ею об пол, подравнивая края, и протянул Хельге:

— Мелочишка кое-какая... На пропитание.

Хельга испуганно затрясла головой и отодвинулась еще дальше.

— Чего трясешься? — исподлобья глянул на нее Полетайка. — Думаешь, я и вправду кого зарезал? Не занимаюсь я этим.

— А деньги откуда?

— В наследство достались, — криво усмехнулся Полетайка. — И вот еще! — Он пошарил за пазухой, вынул узелок, развернул и на ладони поднес Хельге: — Часики. И браслет с сережками... Примерь-ка!

— Это ты... мне?! — не сказала, а выдохнула Хельга.

— Я сережек сроду не носил! — улыбнулся Полетайка. — У тебя уши проколоты?

Хельга зачем-то потрогала мочки ушей, будто проверяя, проколоты они или нет, и молча кивнула.

— Держи! — Полетайка протянул ей блеснувшие серебром и жемчугом сережки.

Хельга, словно защищаясь, вытянула вперед руки и отчаянно замотала головой.

— Во дефективная! — засмеялся Полетайка. — Боишься, что ли?

— Боюсь, — хрипло ответила Хельга и потерла ладонью горло.

— Бери, бери. Не бойся! — снисходительно сказал Полетайка. — Все законно! Специально для тебя заказано. Бочата не какие-нибудь... Рыжие!

— «Бочата»? — не поняла Хельга.

— Ну да! — Полетайка поднял на ладони часы. — Золотые!

Хельга молча смотрела то на Полетайку, то на часы в его руке, потом отвернулась и расплакалась.

— Здрасьте, приехали! — растерялся Полетайка. — С радости, что ли? Да я тебе этих игрушек натаскаю — с головой заройся!

— Не надо мне с головой! — глотая слезы, сказала Хельга. — Ничего мне не надо! — Вытерла кулаками глаза и жалобно попросила: — Отнеси обратно. А, Коля!

— Чего отнести? — не понял Полетайка.

— Все! — Хельга указала на деньги, часы, браслет и серьги.

— Сдурела? — уставился на нее Полетайка.

— Ты же сказал, что все законно. Сказал или нет? — допытывалась Хельга.

— Ну сказал... — непонимающе смотрел на нее Полетайка. — Дальше что?

— Вот и отнеси, — настаивала Хельга. — Чтобы все по закону.

— Кому?! — взорвался Полетайка. — Лягавым? Оперу этому? Доля это моя законная! Воровская доля, поняла? И не темни! Знала ты, что я вор! Еще тогда знала, когда я с Тихонькой к вам притопал. Знала или нет?

— Знала... — всхлипнув, кивнула Хельга.

— А теперь выламываешься? За мальчика меня держишь? — все больше распалялся Полетайка. — Ты куда мне передачи носила? В детский садик?! Вертухай кого конвоировал? Дядю?! Вор я в законе! С повинной являться? Барахло краденое добровольно сдавать? Не будет этого!

— А что будет, Коля? — очень тихо спросила Хельга. — Это? — И протянула ему смятую газету, лежащую на полу у печки.

— Ты мне газетку под нос не суй! — рассвирепел Полетайка. — Я этой агитацией во как сыт! Ах, Магнитка! Ах, Беломорканал! Ах, ледокол «Красин»! Я с малолетства вор. А ты замарать себя боишься? Не связывалась бы с таким!

— За тебя я боюсь, Коля, — все так же тихо сказала Хельга. — Вот... Прочти.

— Отвяжись! — прикрикнул на нее Полетайка. — Избу-читальню тут устраиваешь!

— Не хотела я тебе говорить... Но все равно узнаешь... Хельга расправила на коленях газету и тем же ровным голосом прочла: — «Ленинградский городской суд в открытом судебном заседании рассмотрел дело по обвинению вора-рецидивиста Тихонова Николая, 1910 года рождения, имеющего 8 судимостей, приговоренного ранее к 10 годам заключения, но бежавшего из-под стражи. По совокупности содеянного Тихонов Николай приговаривается к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Приговор приведен в исполнение».

— Что? — шепотом переспросил — Полетайка. — Врешь?!.

Вырвал у нее из рук газету, перечитал, трудно шевеля губами, скомкал газету в кулаке, швырнул в открытую дверцу печки и опустился на пол, обхватив голову руками.