Особое назначение

В спальном корпусе детколонии стояли не двухъярусные, а обыкновенные железные кровати, застеленные серыми одеялами. На две койки одна тумбочка. На небольшом, свободном от коек пятачке — стол и несколько стульев. Спальня была пуста, лишь на одной из коек, закинув на спинку ноги в тяжелых ботинках, валялся с дымящейся папиросой во рту Петька Кононов.

— Кононов! — закричала с порога женщина в очках. — Кто тебе разрешил курить в спальне? Почему не в мастерских?

— Зуб, Муза Владимировна! — ткнул пальцем в щеку Кононов. — Болит, язви его!..

— Иди к врачу.

— А у нас зубодера нет, — пыхнул дымом Кононов.

— Фельдшер есть!

— Он мне клизму пропишет, — капризно сказал Кононов. — А у меня и без клизмы в животе пусто!

— Ох, Кононов! — бессильно вздохнула Муза Владимировна. — Вот ваш новый товарищ — Коля Яковлев. Знакомьтесь!

— Наше вам! — разулыбался Кононов и сел на кровати. Он только сейчас увидел стоящего за спиной воспитательницы Полетайку. — С прибытием!

— Где у нас свободная койка? — оглядела спальню Муза Владимировна. — Эта, кажется?

— Там из окна дует! — Кононов встал и шагнул к Полетайке. — Получше найдем!

— Ну, устраивайтесь!.. — Муза Владимировна простуженно шмыгнула носом и вышла.

Кононов снял со свободной койки свежее белье, одеяло, подушку, сложил на стул. С одной из угловых коек сгреб матрас вместе с одеялом, кинул на койку у окна.

— Матроса шурнул! — пояснил он Полетайке. — Пусть у окошка кантуется. — А тут в углу все свои!

Раскатал матрас, застелил простыней и одеялом, умял кулаком подушку, кинул в изголовье и обернулся к Полетайке:

— Годится?

— Один черт! — равнодушно пожал плечами Полетайка. — Долго не задержусь!

— Мы тоже не на вечное поселение! — хохотнул Кононов. — Зеленого прокурора дождемся — и в бега!

— До весны в этом клоповнике сидеть — от скуки загнешься! — осмотрелся Полетайка.

— В картишки можно!.. Выпить по малости! — возразил Кононов. — Грошей только нет.

— Гроши — что?! — дернул плечом Полетайка. — Навоз! Сегодня нет, а завтра воз! Ребята деловые есть?

— Человек пять наберется, — подсчитал Кононов.

— Всего-то?! — удивился Полетайка. — Вас же вон сколько!

— Мелочь пузатая! — отмахнулся Кононов, подошел к окну, подышал на стекло, протер его рукавом. — Погляди!

Полетайка посмотрел вниз. На заснеженном дворе, окруженный мальчишками, гонял мяч Бычков. Хмуря брови, Полетайка смотрел, как азартно носилась по двору мальчишеская орава, как кинулся в ноги Бычкову вратарь — мальчишка в женской вязаной кофте, а Бычков обвел его и пробил по «воротам» — в промежуток между двумя кучами бушлатов и телогреек.

— Тьфу! — сплюнул Полетайка. — Смотреть противно!

— А я про что? — ухмыльнулся Кононов. — Ходят за этим опером, как марафету нанюхались! А он их на понт берет. Про лагерь какой-то долдонит!

— Про какой еще лагерь? — нахмурился Полетайка.

— Вроде как у физкультурников... — пожал плечами Кононов. — Борьбой будут заниматься, боксом... Заливает, а они, дурачки, уши развесили!

— Я им без бокса рожи начищу! — пробурчал Полетайка.

— Опера бы этого проучить, — хихикнул Кононов. — Больно въедливый!

— И опер свое получит, — мрачно сказал Полетайка и, помолчав, добавил: — У меня с ним свои счеты!

Ни обедать, ни ужинать Полетайка не пошел. Лежал на койке, смотрел на облупившийся потолок и о чем-то думал. Вечером сжевал принесенную Кононовым краюху хлеба и сказал:

— Собирай свою кодлу. Дело есть!

...Магазин был разгромлен. Растоптанные плитки шоколада лежали на полу в пахнущей спиртом луже, повсюду были раскиданы разбитые бутылки, банки с консервами и компотом, из вспоротых мешков высыпались крупа и сахар, их заливал рассол из опрокинутой бочки с огурцами.

Завмаг — немолодая женщина в стеганой безрукавке и шапке-ушанке — то кидалась к мешкам с крупой, то пыталась подбирать с пола плитки шоколада, ее останавливали, и она, присев на табурет, стоящий посреди магазина, растерянно повторяла, глядя на сосредоточенно работающих оперативников:

— Ну война, я понимаю... Пожар, понимаю... Землетрясение... Наводнение... А это что? Не понимаю!

— Разберемся, Надежда Васильевна, — хмурясь, успокаивал ее Бычков. — Выручка в магазине оставалась?

— Сдали, слава богу! — оглядывала она разгромленный магазин. — Как Мамай прошел! Всё испакостили!

— Виктор Павлович! — окликнули Бычкова из глубины магазина.

Бычков, осторожно ступая, прошел за прилавок. Спросил у Васильева:

— Есть что-нибудь?

— Вот! — Васильев кивнул на пустую бутылку из-под водки, стоявшую под прилавком. — Распивали на радостях.

Бычков поднял бутылку за горлышко, посмотрел на свет.

— Больше ничего нет? Стакана или кружки?

— Нет! — покачал головой Васильев. — Из горла тянули. А вот закуска. — Он протянул Бычкову грубо вспоротую ножом консервную банку.

Бычков осторожно осмотрел ее, поставил рядом с бутылкой.

— Экспертам передай.

— Работки им — будь здоров! — кивнул на груду разбитых бутылок Васильев. — Все осколки на отпечатки проверять. Надо же сколько нагрохали! В дым напились, что ли?

— Не похоже, — задумался Бычков. — Кто в подсобке?

— Ананьев с Чистяковым, — ответил Васильев. — Проломчик там хитрый!