Орфей спускается в ад

Принцесса. И сколько тебе платили?

Чанс. Я давал людям больше, чем брал. Стареющим я давал ощущение молодости. Одиноким девушкам – понимание и рост в их собственных глазах. Совершенно убедительная демонстрация любви и привязанности! Грустным и потерянным – надежду и позитив! Эксцентричным натурам – терпимость, потакание и прочее, чего они жаждали…

Но каждый раз в тот момент, когда я мог получить то, что хотел, а хотел я многого, мог подняться на их уровень, воспоминания о моей девушке влекли меня домой, к ней… А когда я возвращался… Господи, город гудел, как растревоженный улей. Говорю тебе, он аж потрескивал. А потом началась корейская война. Я едва не загремел в армию, так что поступил во флот, потому как морская форма шла мне больше… Впрочем, только форма мне и подошла…

Принцесса. Ах-ха!

Чанс (передразнивая ее). Ах-ха! Я не смог приспособиться к проклятому четкому распорядку, к дисциплине…

Я все время думал, что там-то мне и крышка. Мне было двадцать три года, это самый пик молодости, и я знал, что молодость скоро кончится. Когда меня отпустят с флота, Господи Боже, мне, наверное, стукнет почти тридцать! Кто тогда вспомнит Чанса Уэйна? В жизни вроде моей нельзя останавливаться, нельзя выжидать на очередной ступеньке, нужно идти, идти и идти, а как только чуть притормозишь, тебя выбрасывает на обочину, и жизнь продолжается уже без тебя.

Принцесса. Похоже, я не понимаю, о чем ты.

Чанс. Я о параде! Большом параде тех, кто шагает по жизни, а не о смотре экипажа на мокрой палубе. Так вот, однажды утром я причесывался и заметил на расческе восемь или десять волосков – первый звоночек будущей лысины. Волосы у меня были по-прежнему густыми. Но останутся ли они такими же через пять лет, даже через три года? Когда закончится война? Эта мысль перепугала меня до смерти. У меня начались кошмары, я просыпался в ледяном поту с колотившимся сердцем, а во время увольнительных напивался так, что просыпался черт знает где и черт знает с кем. Из зеркала на меня смотрели безумные глаза. Мне стало казаться, что я не доживу до конца войны, что не вернусь на родину, бурная и славная жизнь Чанса Уэйна пойдет прахом в тот момент, когда раскаленный стальной осколок врежется мне в голову, оказавшись с ней в одно и то же время в одном и том же месте… И эта мысль мне ой как не понравилась. Представь, что жизнь, полная надежд, стремлений и чаяний, обрывается в один момент и исчезает, словно арифметическая задача, стертая с доски мокрой тряпкой, заканчивается с полетом пули, выпущенной не конкретно в тебя, а так, наугад. И тогда я сломался, нервы у меня сдали окончательно. Меня комиссовали по болезни, я вернулся домой в гражданском и тут увидел, как изменился город и люди. Меня встретили вежливо? Да, но не сердечно. Никаких тебе газетных заголовков, лишь несколько строчек на пятой странице о том, что «Чанс Уэйн, сын миссис Эмили Уэйн, проживающей на Норт-Фронт-стрит, уволен со службы на флоте с отличной аттестацией и прибыл домой для восстановления здоровья»… И вот тогда я понял, что Хевенли стала для меня самым важным в жизни человеком…

Принцесса. Хевенли – так зовут твою девушку?

Чанс. Да, так зовут мою девушку в Сент-Клауде.

Принцесса. Это из-за Хевенли мы здесь остановились?

Чанс. А по какой еще причине нам здесь останавливаться?

Принцесса. Та-а-ак… Меня используют. А почему бы и нет? Даже от старой клячи есть какая-то польза. Она красивая?

Чанс (протягивая ей фотографию). Вот тут я как-то вечером сфотографировал ее со вспышкой голышом на Даймонд-Ки. Это небольшая песчаная коса примерно в полукилометре от берега, во время прилива она вся под водой. Я щелкнул ее как раз во время прилива. Вода только-только покрывает ее тело, словно сгорая от желания, как и я. Во мне это желание не умерло и никогда не умрет. (Забирает у нее фотографию.) Ее зовут Хевенли. Сама видишь, это имя как раз для нее[2]. Здесь ей пятнадцать лет.

Принцесса. И ты тогда же ее взял?

Чанс. Я был всего-то на два года старше, и тогда мы соединились по собственной воле.

Принцесса. По чистой случайности!

Чанс. Принцесса, люди в этом мире делятся не на богатых и бедных и не на добрых и злых. Они делятся на умеющих любить и получать от этого удовольствие, и на тех, кому это не под силу. Вторые лишь смотрят на первых с черной завистью. Зрители и актеры. Я веду речь не об обычном удовольствии и не о том, которое можно купить, а о великом наслаждении. И ничто, случившееся потом со мной или с Хевенли, не может затмить собой те многие бессонные ночи, когда мы дарили друг другу истинное наслаждение от любви, которым могут похвастаться очень немногие…

Принцесса. Несомненно, рассказывай дальше.

Чанс. И всякий раз, когда я снова приезжал в Сент-Клауд, я возвращался к ее любви…

Принцесса. К чему-то неизменному в меняющемся мире?