Орфей спускается в ад

Альма (входя в беседку). Я – дочь священника.

Джон (входит за ней. На нем белый полотняный костюм. Пиджак он перебросил через руку). Это не причина.

Альма. А ты – доктор. Это еще более весомая причина. Тебя не должны видеть в сомнительных местах.

Джон (кричит). Дасти!

Дасти (из темноты). Иду!

Джон. Что ты рыщешь в своей сумочке?

Альма. Ничего.

Джон. Неужели порошок, который я тебе дал?

Альма. Да. Он мне нужен.

Джон. Сейчас? Зачем?

Альма. У меня в твоем автомобиле сердце чуть не замерло от страха. Зачем ты так носишься? Тебя что, дьявол гонит?

Джон (вошедшему Дасти). Бутылку розового. И скажи Шорти, что я хочу послушать «Собачьи блюзы».

Дасти. Будет исполнено. (Уходит.)

Альма. Дай мне порошок, ну, пожалуйста!

Джон. Ты так наркоманкой сделаешься. Я же говорил: по одному порошку за один прием.

Альма. Мне и нужен один.

Джон. Устраивайся поудобней и перестань глотать воздух. (Входит Дасти с высокой бутылкой и двумя бокалами на тонких ножках.) Когда начнется петушиный бой?

Дасти. Около десяти, доктор Джонни.

Альма.Что – начнется??

Джон. Здесь устраивают петушиные бои, каждую субботу. Когда-нибудь видела подобное зрелище?

Альма. Разве что в каком-нибудь давнем-давнем своем воплощении.

Джон. Когда бронзовое кольцо в носу носила? Ну, ничего, сегодня увидишь современный петушиный бой.

Альма. Думаю, что подобные зрелища запрещены.

Джон. В этом казино ничего не запрещается.

Альма. Ты, видно, частый посетитель этого заведения.

Джон. Я бы сказал – постоянный.

Альма. Это подтверждает, что ты серьезно подумываешь бросить медицину.

Джон. Серьезнее не бывает. Врач живет в постоянном соседстве с человеческими страданиями, болезнями и смертью.

Альма. Могу я полюбопытствовать, сэр, чем же вы собираетесь заняться?

Джон. Я еще не решил, сударыня. Не исключаю поездку в Южную Америку.

Альма (грустно). Вот как…

Джон. Говорят, в кантинах там куда веселее, чем в наших салунах; и синьориты – жемчужины женского пола.

Альма. Брат у Дороти Сайкс поехал в Южную Америку, и вот уже несколько месяцев о нем ни слуху ни духу. Чтобы жить в тропиках, нужно отменное здоровье и твердый характер.

Джон. На здоровье не жалуюсь, а характера, думаешь, у меня не хватит?

Альма. Я думаю, что ты запутался, окончательно запутался. Мы оба запутались – только по-разному.

Джон (вытягивая ноги). Хо-хо-хо!

Альма. Ты и в школе так хохотал, выражал этим свое презрение.

Джон (с усмешкой). У тебя хорошая память.

Альма (отрывисто). Сядь как следует!

Джон. Чем тебе не нравится моя поза?

Альма. Выглядишь, как лентяй и никчемная личность.

Джон. Может, я такой и есть.

Альма. Если ты собрался куда-то уехать, почему не выбрать место с прохладным климатом?

Джон. В некоторых частях Южной Америки прохладно, как в погребе.

Альма. В первый раз слышу. Латиноамериканцы только и знают, что целыми днями жариться на солнышке и… и признают только чувственные удовольствия.

Джон. Требуется еще доказать, что на нашей грешной земле есть человек, который не стремился бы к чувственным удовольствиям.

Альма. Только к чувственным? Ты когда-нибудь видел готический собор?

Джон. При чем тут готический собор?

Альма. Там все устремлено ввысь. К небесам все пытается вырваться из земного тлена… Высокие окна с витражными стеклами, арки дверей в три человеческих роста, сводчатые потолки, тонкие шпили, уходящие к чему-то недосягаемому… Сокровенный смысл человеческого существования в том и состоит, чтобы выйти за земные пределы… Кто так сказал? – «Всех нас засасывает грязная трясина, но некоторые видят звезды!» Замечательное изречение.

Джон. Это сказал Оскар Уайльд.

Альма (удивленно). Неважно, кто сказал. Это абсолютно верно. Некоторые видят звезды! (Она зачарованно поднимает голову и как бы нечаянно кладет руку на руку Джону.)

Джон. Никакого удовольствия – держаться за руки в перчатке.

Альма. Это поправимо. (Снимает перчатку.)

В казино заиграла музыка.

Джон (встает, закуривает). Это Роза Гонзалес начала танцевать.

Альма. Бедный. Я мешаю тебе побыть с ней. Отвези меня домой и возвращайся. Ты уже порядочно отдалился от меня. Продолжай в том же духе. Я тоже встречалась с молодыми людьми, серьезно – только с тремя, но каждый раз между нами простиралась пустыня.

Джон. Что ты хочешь этим сказать – простиралась пустыня?

Альма. Широчайшие просторы необитаемой, ничейной земли.

Джон. Может быть, потому, что вела себя как недотрога?

Альма. Конечно, я не позволяла никаких вольностей, но недотрогой не была.