Орел на снегу

– Тут он в точку попал, – раздался из темноты мамин голос. Я-то решил, что она спит, а оказывается, нет. – Я к тому, что ведь это уму непостижимо. Ваш друг Билли – Билли Байрон, правильно? – он мог просто нажать на спусковой крючок. И тогда, может статься, мы сейчас не воевали бы, и папа Барни не уехал бы от нас в пустыню, и никакого Дюнкерка[20] не было бы, и Лондон не бомбили бы, и Ковентри. И столько народу бы не погибло. Ведь это Гитлер всему виной, пакостник паршивый. У нас всё ещё был бы наш дом. А у дедушки – его любимец Большой Чёрный Джек. Одна только пуля – и все эти напасти не случились бы с нами. Всего одна пуля! Эта ваша история… Ничего, если я спрошу? Не хочу показаться невежливой. Но вы твёрдо уверены, что это не выдумки? По мне, так не очень-то похоже на правду. А вы не могли бы зажечь ещё одну спичку? Спица куда-то задевалась, никак не найду. – Мама копошилась на сиденье возле меня в поисках спицы. – И когда только этот поезд тронется?

Я слышал, как открывается коробок. Дяденька попытался зажечь спичку, но та только стрельнула искрой и тут же погасла.

– Вот тебе на. Отсырели, должно быть, – проворчал он. – Эти спички надёжные, так что не беспокойтесь. – Но я всё-таки беспокоился. – А ну-ка! – Он чиркал и чиркал, и наконец, к моему огромному облегчению, спичка вспыхнула. Мама тут же отыскала потерянную спицу – та закатилась в щель между сиденьями.

Я лелеял каждую секундочку, пока горела спичка. И со страхом следил, как она прогорала. Осталась всего одна. Пусть уж дяденька рассказывает дальше свою историю. А то спичка вот-вот погаснет.

– Но это же всё по-честному, да ведь? – уточнил я. – Что там дальше было? Что случилось с Билли?

– Ещё как по-честному, сынок, – тихо произнёс дяденька. – Хотя лучше бы не по-честному. Та история стала для Билли сущим проклятием. Сидела у него в мозгу как заноза. Он никому не рассказывал о спасённом фрице, только Кристине. Но его товарищи на заводе стали замечать, что с Билли творится что-то не то. Он ходил весь сам не свой, замкнулся, видно было: что-то его гложет изнутри. Все, ясное дело, знали, что он воевал, и подвиги совершал, и насмотрелся всякого. На заводе чуть не все были такие, как Билли, – повидавшие войну и мечтавшие о ней забыть.

Дяденька тряхнул спичкой, и она погасла. Мы снова очутились в самой чёрной черноте. Но я мысленно запретил себе бояться. Лучше я буду слушать внимательно, решил я. Если уйду с головой в историю, то и темнота нипочём.

– Товарищи Билли на заводе всё понимали, – продолжал дяденька, – или думали, что понимают. Они, как и Кристина, из кожи вон лезли, чтобы его ободрить. Но многие отступились – да так, пожалуй, было и к лучшему. Он каждое утро приходил на завод, делал свою работу, вечером возвращался к Кристине. Но всё время его преследовала мысль о том, что он совершил или, точнее, не совершил. Ни на минуту его эта мысль не покидала.

Он больше об этом не заговаривал даже дома, всё держал внутри, ушёл в себя, а между тем с каждой неделей, с каждым месяцем новости из Европы делались всё хуже и хуже. Что ещё натворит Гитлер? Куда ещё он вторгнется? Когда настанет наш черёд? Все кругом только о том и толковали. И все подмечали, как переменился Билли. Он словно в скорлупе спрятался. Держался отстранённо на заводе и с друзьями, даже с Кристиной сделался как чужой. Не шутил насчёт «кислых деньков». Они с Кристиной перестали ходить в кино, да и вообще редко куда-то выбирались. Он даже рисование забросил, к альбомам и не притрагивался. Кристина знала, что это очень дурной знак. Ведь рисовать-то он просто обожал. А теперь вот разлюбил. Вся жизнь превратилась в «кислые деньки», и, казалось, Билли никогда уже не найдёт в себе сил оправиться.

Кристина, однако, не сдавалась. Она надеялась, что однажды Билли сумеет обуздать свою хандру, что он снова станет прежним Билли, которого она любила, который её когда-то спас. Потому что в глубине души он таким и остался. Много лет назад этот прежний Билли поступил по совести. А сейчас он из-за своего поступка страдает и мучается виной.

И вот в сентябре тридцать восьмого года – каких-то пару лет назад, а будто бы вчера – наш премьер-министр мистер Чемберлен отправляется в Баварские Альпы, в местечко Берхтесгаден, повидать мистера Гитлера в его резиденции под названием Бергхоф. И там мистер Чемберлен делает всё возможное, чтобы договориться с мистером Гитлером. Помните? Нынче-то мы сообразили – да и тогда неплохо бы сообразить, – что с дьяволом договориться невозможно. Но наш мистер Чемберлен возвращается домой, весь довольнёшенек, размахивает бумагой и объявляет на весь свет, что всё тики-так. Они с герром Гитлером всё уладили. «Я привёз вам мир», – говорит нам мистер Чемберлен[21]. Ну и правда, привёз. Ещё с годик у нас был мир. До чего ж хотелось верить, что войны не случится! Да только мало отыскалось таких доверчивых. И Билли Байрон уж точно не из них.