Орел на снегу

Ну и если коротко, то Билли с тех пор навещал её каждое лето – и так несколько раз. Потом Кристина сама приехала погостить к нему в Ковентри. А после они поженились и жили счастливо. У каждого на сердце таилась своя печаль. Родных они оба потеряли, зато стали утешением друг для друга. Через какое-то время Кристина нашла работу в местной школе. И уже совсем скоро она гордилась тем, что во всей стране не сыщется больше детей, которые, как её ученики, сосчитают до десяти по-фламандски. Это её родной язык, фламандский[18]. Билли с Кристиной и своих детишек хотели завести, да всё у них не выходило. Но их согласия это никак не нарушило. Всё-таки сами они пережили войну, а ведь многие из тех, кого они оба знали, не пережили. У них был дом и работа. И главное, сами они были друг у друга.

Но призрак той войны снова явился к Билли и принялся его донимать. Причём явился он оттуда, откуда никто его не ждал.

Дяденька глубоко вздохнул, словно ему не очень хотелось продолжать.

– А дальше будет про то, как призрак донимал Билли? Это история про привидения? – оживился я. – Мне такие нравятся.

– Ш-ш-ш, Барни, – одёрнула меня мама. – Не перебивай джентльмена.

– Нет, сынок, – ответил дяденька. – Привидений в моей истории, боюсь, не ожидается. Но в каком-то смысле то был именно призрак, и он по-настоящему Билли донимал. А началось всё в кино. Кристина с Билли обожали ходить в кино. Любимое это было у них развлечение. Кристина очень восторгалась тем красавчиком из Голливуда, Дугласом Фербэнксом-младшим.

– Вот и я тоже, – подхватила мама. – До чего видный мужчина!

– И Кристина так считала, – хмыкнул дяденька. – Поэтому ей надо было непременно смотреть все фильмы с Дугласом Фербэнксом. Однажды в субботу после обеда Билли с Кристиной отправились в кинотеатр «Рокси». На афише в тот день значилось: «Робинзон Крузо. В главной роли Дуглас Фербэнкс-младший». Они купили в кассе билеты и прошли в зал.

Билетёрша показала их места. В зале уже к тому времени погас свет, и началась кинохроника. И вдруг все как давай свистеть, топать и улюлюкать. Билли с Кристиной уселись, и тут-то им стало ясно, отчего весь шум-гам. С экрана смотрел германский фюрер, Адольф Гитлер, собственной персоной. Заходился, как обычно, в припадке ярости – весь взмыленный, слюной так и брызжет. По радио его речи передавали частенько, но Билли как слышал его, так сразу выключал: Кристина из-за него очень расстраивалась. Но в кино-то Гитлера так просто не заткнёшь. Приходилось волей-неволей сидеть и слушать.

Слов, конечно, никто не понимал, но общую суть в зале уловили. По самому Гитлеру всё читалось как с листа: голос исступлённый, в глазах ненависть, кулаками машет. Он был в форме, выступал с трибуны на каком-то факельном шествии – такое уже показывали, и не раз. Людей там столпилось видимо-невидимо. Тысячи солдат шагали строем; каски у всех одинаковые, что твоя кастрюля. Билли всего этого насмотрелся ещё с прошлой войны. Толпа Гитлера слушала, будто заворожённая, ловила каждое его слово. И в ответ ревела от восторга. От приветствий оглохнуть можно было – прямо безумие какое-то. Толпа орёт что есть мочи, все салютуют на этот их нацистский манер. А Гитлер стоит, весь такой довольный, напыщенный, купается во всеобщем поклонении. Большой палец под ремень подсунул, а сам руку вскидывает в ответ, войско своё оглядывает. Будто он римский император.

Билли с Кристиной смотрели, и у обоих на сердце делалось всё тревожнее. Гитлер на экране махнул толпе – мол, тихо, тихо – и продолжил речь. И на каждой фразе махал руками, как ненормальный. Народ в кинотеатре «Рокси» никак не унимался: все так и покатывались от хохота, передразнивали Гитлера, гримасничали. И Билли с Кристиной смеялись вместе со всеми. Чтобы какой-то бесноватый их запугал – да не бывать этому никогда.

И внезапно в кинохронике пропал звук, осталась только картинка. Гитлер онемел. Зато его лицо занимало весь экран – искажённое ненавистью, пышущее злобой. И почему-то беззвучие оказалось страшнее крика. Зрители в зале умолкли. Билли глядел на экран и без всяких слов понимал, что Гитлер имеет в виду. Всё, что он хотел сказать, было у него на лице и во взгляде его тёмных глаз. Эти глаза смотрели с экрана прямо на Билли, только на Билли, – так ему тогда почудилось, – и в глазах этих пылала чёрная ярость. Такой взгляд, казалось, может убить.

В тот миг, когда Гитлер посмотрел Билли прямо в глаза, тот вдруг почувствовал, что взгляд ему знаком. Что он уже видел этого человека – и не на экране, а лицом к лицу. И когда Гитлер поднял руку и откинул волосы со лба, Билли осенило. Он догадался, кто это глядит на него с экрана и где они встречались, и вспомнил всё, что тогда меж ними произошло.