- Ну что ты, доченька, - Прасковья приникла к Марье. «Никого ты не обидела, милая…»
- Вот так и держи меня, матушка, - пролепетала Марья. «Тепло-то как, солнышко вроде
светит…»
Прасковья посмотрела на темные, каменные своды подвала, и еще крепче прижала к себе
дочь.
- Да хранит тебя Пресвятая Богородица, - прошептала женщина и услышала, - в тишине
подвала, - последний, легкий вздох Марьюшки.
- Вечный покой да дарует тебе Господь», - сказала Прасковья, не выпуская дочь из объятий,
и закрыла ее синие, уже потускневшие глаза.
Чуть покачивая, как в младенчестве, девушку, она тихо запела:
Ой же ты, родима моя доченька,
Прилети ты на свою сторонушку,
Распусти сизы свои крылышки,
Да преевратися ты в быстру пташечку….
Федор сидел между постелями детей и рассказывал сказку. Марфа, утомившись, заснула
быстро, а Петя, внимательно слушая про Ивана-царевича, вдруг сказал:
- Дяденька Федор Васильевич, а можно я у вас останусь? Я хороший мальчик, баловаться не
буду, буду послушным.
При свече Федор увидел устремленные на него, наполненные слезами, глаза ребенка, и,
вздохнув, обнял его.
- Нельзя, Петенька, нельзя, милый мой. Если узнают про тебя, то всем нам смерти не
миновать. Но ты к хорошим людям поедешь, хоша и далеко они живут.
-И вас я больше не увижу? – спросил Петя, вытирая слезы.
- Кто ж знает, - Федор поцеловал мальчика в лоб. «На все Божья воля, Петенька, может, и
свидимся еще. Ты спи, милый, устал же ты, наверное».
-А можно я ножик, что мне Степа подарил, рядом положу? – спросил мальчик. «Если ночью
кто придет, я его ножиком и ударю».
- Не придет никто, - Федор улыбнулся. «Ты спи спокойно, Петруша».
Но, выходя из детской светелки, он заметил, что даже в полусне мальчик сжимает рукоятку
ножа.
Федосья дремала, чуть постанывая во сне. Федор, уже лежа рядом с ней, обнял жену и тихо
сказал: «Ну, понимаю я – враг, в сражении, я сам на поле боя убивал, и не раз, но вот так –
чтобы дитя невинное мучить, - никогда я этого ему не прощу».
Феодосия повернулась к нему, и так же тихо ответила: «Бог ему этого не оставит, Федор.
Накажет его Господь стократ за все прегрешения его».
Царь приехал в Разбойный приказ глубокой ночью, тайно.
-Не сводил ты еще Башкина с Воронцовым-то? – спросил он окольничего, просматривая
записи допросов, приведенные в порядок Федором. «Толково, - протянул Иван Васильевич.
«Все же великое дело – грамота, Алексей Данилович, ты бы вот тоже – пошел бы да
поучился».
- Поздновато уже, государь, - заискивающе улыбнулся Басманов. «Чай, не мальчик. Вона,
сын мой пусть за меня отдувается. Я думал завтра их свести, с боярином-то, чай, незнамо
как дело это еще обернется».
- Что это за шум у тебя? – склонил голову царь, прислушиваясь к звукам, которые
доносились из подвала.
- Дочка у Прасковьи преставилась-то, так она, государь, мнится мне, умом помутилась – все
поет и поет, не останавливается, - объяснил Басманов.
- Ну и заткни ее, - взорвался царь. «Мне тебя учить, что ли?»
- Конечно, батюшка, - захлопотал Басманов. «Беспременно сделаю».
-Веди их сюда, - раздраженно сказал Иван Васильевич. «Не буду я тут полночи сидеть
заради псов этих».
Федор проснулся от шума в детской светелке. Взяв свечу, он тихонько открыл дверь, и
увидел, что дети и коты – все четверо вместе, спят вповалку друг на друге в одной кровати.
- Батюшка, - подняла голову Марфа. «Петенька проснулся, плакал, маменьку звал. Это
ничего, что котики с нами?»
- Ничего, доченька, - Федор опустился на колени и поцеловал девочку в лоб.
Она отчаянно, сильно обняла его за шею.
- Батюшка, - едва слышно проговорила Марфа. «А пусть Петруша с нами останется и будет
мне братиком? Можно? Он хороший, мы с ним дружим».
- Нельзя, милая, - твердо ответил Федор. «Ты же знаешь, что с Петиными родителями
стало?»
- В остроге они сидят, - широко открыв глаза, шепотом сказала Марфа.
- Так вот, - Федор вздохнул. «Коли Петенька с нами будет жить, и нам, то же самое грозит».
- А что, - заинтересованно спросила дочь, - разве ж можно деток в острог сажать? Они ж
маленькие».
Федор поцеловал дочь.
- Поэтому Петруша и уедет. Ты спи с Богом, милая.
- Батюшка, а Петя далеко будет жить? – несмело поинтересовалась Марфа.
- Не знаю, - Федор поднялся с пола. «Но, должно быть, далеко».
- Жаль, - дочь забилась под одеяло и прижала к себе сонных котов. «Хотела б я с ним
свидеться».
- Может, и свидитесь когда-нибудь. Спи, доченька, - Федор потушил свечу.
Степан посмотрел на отца, которого ввели в комнату и ужаснулся – видно было, что его били
– долго и жестоко. Михайло еле стоял на ногах, и, только подняв голову, завидев сына, он
попытался улыбнуться – еле зажившие губы треснули, и с них закапала кровь.
-Рассказали нам про твоего сына много интересного, боярин – остановился Басманов перед
Воронцовым. «Не верю я, что не знал ты, будто Степан в ересь опасную впал и
преступникам из-под стражи помогает бежать?»
- Не знал я ничего, - хмуро ответил Воронцов. «Я ж говорил тебе уже и еще раз скажу – не
знал! Даже если ты мне все оставшиеся зубы выбьешь, все одно мой ответ не изменится».
- Не изменится, - задумчиво проговорил царь, что стоял, повернувшись спиной к