o 8b191ad8675a2039

- Правда, - тяжело ответил Федор. «Истинно, как царь говорил, - потяни за ниточку, клубочек

и размотается».

- Ну вот, - захлопотал Басманов, «сейчас мы тебя снимем, ты и отдохнешь. Но, - окольничий

важно поднял палец, - недолго-то нежиться будешь, Матвей Семенович! Ежели Степан

Михайлович запираться будет, так мы тебя опять поспрашиваем. У кого на усадьбе вы

монаха прятали, да куда он из Твери поехал. Понял?»

Башкин ничего не ответил – был он уже без сознания.

Степан Воронцов сидел, уронив голову в руки и монотонно, про себя, считал капли, что

падали с сырых стен подвала на каменный, леденяще холодный пол.

Когда его затолкали сюда, и дверь заперлась, он лег лицом прямо на этот пол –

изуродованный глаз горел, и, казалось, боль эта проникала прямо в мозг. Он в который раз

ощупал вздувшийся на лбу и щеке рубец, и со свистом втянул в себя воздух – пальцы все

время наталкивались на закрытый, расплывшийся глаз, и боль заставляла юношу

приваливаться к стене, сжимая зубы.

-А ведь Матвей Семенович тоже тут, - подумал Степан. «Ежели не выдержит он, так нам

всем прямая дорога в руки палачу. Да, впрочем, мне и так не жить. Хоша бы батюшка с

матушкой уехали, успели бы».

Степан понимал, что не такой человек его отец, чтобы сына в остроге бросить, но все, же

оставалась у юноши хоша и слабая, но надежда на то, что семья их спасется.

-Мне-то умирать придется, - парень посмотрел в глухую темноту подвала. «Ну, так что же –

что должно было мне, я исполнил. Вот только моря не успел повидать».

Дверь – низкая, тяжелая, медленно открылась, и к Степану зашел, неся перед собой свечу,

какой-то

человек.

- Бог тебя благословит, Федосья, - тихо сказала Прасковья Воронцова. «Давай, милая,

обнимемся, что ли, на прощанье – не свидеться нам более».

Марья едва дышала. Нос у нее заострился, губы посинели, и сердце, - Феодосия,

оказавшись в горнице, приникла ухом к груди девушки, - еле билось. Прасковья сидела у

ложа дочери, держа ее за холодную, недвижимую руку.

- Петенька, - сказала она сыну, тихо сидящему в углу, «ты поцелуй-то Марьюшку, мы ж тут

останемся».

Мальчик поднял на женщин серьезные синие глаза и тихо коснулся губами лба сестры.

-Ты, Марьюшка, - Петя прервался, чтобы не заплакать, - ты выздоравливай, а я за тебя

помолюсь».

Мать привлекла его к себе и взглянула поверх головы ребенка прямо в глаза Феодосии –

требовательно смотрела Прасковья, настойчиво.

- Не бойся, - успокоила ее Федосья. «Жизнь свою положу, а Петя под защитой будет. Пора

нам, милая, а то стрелец вернется».

- Петенька, - Прасковья засуетилась, - ты ладанку-то, что я тебе на шею повесила, не

снимай. Ты слушайся Федосью Никитичну и Федора Васильевича, не балуйся, расти

разумным мальчиком…, - она прервалась и побледнела. «Петенька, сыночек мой…»

- Маменька, - отчаянно сказал ребенок, прижимаясь к ней, - маменька, не прогоняй меня, я

хорошим буду….

-Прасковья, - твердо сказала Вельяминова, - и взяла Петю,- босого, в невидном кафтанчике,

с котомкой за плечами, за руку. «Пойдем, Петруша».

- Петенька, - слабо проговорила Прасковья, все еще держа сына в объятьях.

- А то все погибнем! - Феодосия встряхнула подругу за плечи. Та выпустила сына и

зарыдала.

- Маменька! – рванулся к ней мальчик, но Федосья быстро вывела его из комнаты. Прасковья

сползла на пол и встала на колени рядом с ложем умирающей дочери.

-Что ж ты, - посмотрела она в глаза Спасу, висевшему в красном угле, - детей всех забрал у

меня, мужа тоже, так уж и жизнь мою возьми!»

Женщина глотнула воздуха, кривясь от внезапной боли в груди, и пуще заплакала – тихо,

пряча лицо в подоле сарафана, так, чтобы никто не услышал.

- Федор Васильевич! – Степан приподнял голову.

- Тихо, Степа, тихо, - Вельяминов задул свечу и присел рядом. «Что там у тебя?»

- Царь плетью глаз выбил, - безучастно ответил Степан.

Федор выматерился сквозь зубы. «Я ненадолго», - сказал боярин, - заметят еще, собаки.

Слушай, Степа – Башкин на дыбе сказал, что это ты ему помогал с Феодосием. Так что ты не

запирайся, расскажи все Басманову, минуешь и тиски, и все остальное».

- Да я расскажу, - горько сказал Степан, - но ведь меня зачнут про Тверь спрашивать, да и

про другие вещи тоже».

Боярин помолчал.

- Батюшка твой здесь, - сказал он, глядя на Степана в темноте.

- Ничего ж он не знает, - Степан вдруг поискал руку Вельяминова и сжал ее: «А что матушка,

и Марья? Петенька что?»

- Марья кончается, - тихо сказал Федор Васильевич. «А матушка твоя, располагаю, тоже

скоро тут окажется».

- Почему? – подался к нему Степан.

- Петеньку мы с Рождественки увезли, в безопасности он. Царь, как узнает о том, что Башкин

на тебя показал, - обозлится, и велит вас всех в острог запрятать, - объяснил Вельяминов.

-Так все и откроется. Матушка твоя скорее умрет, чем скажет, где Петруша – тут-то я не

боюсь, а вот тебе держаться надо, Степа.

- Страшно мне, Федор Васильевич, - внезапно сказал Степан. «Вдруг не выдержу».